Она потеряла ощущение времени. Просто лежала, машинально приподнимаясь для вдоха, и слушала пение ручья. Это было странное состояние полусна-полуяви. Рина видела голубые скалы, и низко лежащие белые тучи, и легкие растения, похожие на перекати-поле, которые скользили по воздуху, а навстречу им от земли устремлялся обратный дождь.

Рине было так хорошо, что все просто по определению не могло не закончиться плохо или хотя бы глупо. Этот случай не был исключением. Кто-то наступил ей на затылок, окунув ее носом в ручей в секунду, когда она приподнялась, собираясь вдохнуть. В результате Рина вдохнула воду носом. Забарахталась, пытаясь лягнуть кого-то ногами. Это, конечно, был Гавр. Огромными прыжками он носился вокруг, изредка с брызгами бросаясь животом в воду.

Рина чувствовала, что Гавр хочет пить, но не пил, потому что во рту у него определенно что-то находилось. Рина пыталась посмотреть, что именно, но Гавр мотал головой и носился. Потом, отбежав, все-таки положил то, что держал, на песок и, подозрительно поглядывая на хозяйку, чтобы она не отобрала игрушку, начал жадно лакать воду. Рина разглядела, что это была короткая трухлявая ветка или, возможно, часть корня. Всего-то! Стоило ради такой закладки рыть четырехметровый тоннель!

Но Гавр явно считал иначе. Перестав лакать, он опять схватил обрубок. После многих безуспешных попыток Рина подманила Гавра и, подтянув подпруги, забралась в седло.

– Давай, милый, давай! – крикнула она, по привычке ускоряя гиелу тем же движением шенкелей, которым обычно передавала команду пегу.

Гавр завертелся на месте, в последний раз вопросительно оглянулся на вырытую им нору и взлетел. Рина опасалась, что он не будет слушаться, но Гавр был слишком занят охраной деревяшки. Все его мысли были в ней, поэтому на валяние дурака просто не оставалось времени.

Обратно они добирались тем же похожим на лазейку проходом в болоте. Узость тоннеля больше не пугала. Как и прежде, она прижималась щекой к шее Гавра, стараясь не размазаться о тесные стенки, но все равно временами задевала их то волосами, то лопатками, всякий раз ощущая то, что чувствует человек, коснувшийся щупалец медузы.

Эльбов в тоннеле было уже гораздо больше. Они явно ждали их, и хорошо, что ветер на сей раз был попутным. На дикие желания Рина почти не обращала внимания, стараясь держать глаза закрытыми, и не открыла их, даже когда Мамася, окруженная врагами, стала звать на помощь, Ул, облив бензином Зеленый Лабиринт, ушел к ведьмарям, а Сашка сказал ей, что всегда любил только Лару.

Вдох – задержка – выдох. Вдох – предельная задержка – выдох.

Чтобы не допускать посторонних мыслей, Рина сосредоточилась только на дыхании и не сбилась с ритма, даже когда дряблость воздуха подсказала ей, что они вырвались из болота.

Гавр, ухитрившийся отдохнуть в болоте, взял разгон, на который уставший пег обычно не способен. С налету они пронизали границу человеческого мира и вновь окунулись в скупость ночных красок. Внизу, точно ветрянкой осыпанное редкими огнями фонарей, лежало Копытово.

Сразу стало холодно. Дико. Пуховика Рина лишилась на двушке. Свитер, мокрый после ручья и покрытый слизью болота, мгновенно обледенел. Промозглый ветер добрался до позвоночника. Кожа явно не служила ему препятствием.

Рина думала даже не о холоде, а просто о том, чтобы не выпустить седло. Пальцы не слушались. Она отдавала им команду держаться и не понимала, доходит ли та до пальцев, потому что руки были как чужие.

Если первой ее надеждой было долететь до ШНыра и там, у ворот, позвать на помощь, то теперь поняла, что до ШНыра уже не доберется. Надо как можно скорее садиться, чтобы не сломать шею, воткнувшись в землю с огромной высоты. Гавр тоже понимал это и, раскинув крылья, быстро садился по спирали. Догадавшись, что он по привычке направляется к красной водокачке, Рина всем телом завалилась в одну сторону и, сместив центр тяжести, сумела посадить Гавра в темноту, левее автобусной площади Копытово. Рядом синел забор лесопилки, за которым, учуяв гиелу, истерично кашляли собаки.

Рина рухнула со спины гиелы и поняла, что задыхается. От холода начались судороги. Она втягивала воздух, а потом не могла его выпустить. С трудом выдирая ноги из снега, она заковыляла к ближайшему дому, мечтая отогреться в подъезде. До него было метров сто. Рина представляла, как будет прижиматься к батарее, просовывая между ее секциями руки. Приди ко мне, о тепло! Рина не верила, что недавно мечтала о холоде. Теперь она согласилась бы на бесплатное катапультирование на Северный полюс.

Деревенея, Рина дотащилась по подъезда. Пальцы вообще ничего не ощущали, даже когда она прикусывала их зубами. Свитер гремел, покрытый ледяной коркой. Шатаясь, Рина схватилась за ручку железной двери, потянула ее, помогая другой ладонью, и поняла, что дверь закрыта. Проклятый кодовый замок! А-а-аа! Несколько раз она бессильно пнула дверь ботинком и потащилась к следующему подъезду. Он тоже оказался заперт. Возможно, ситуация не была безнадежной, можно было кричать или разбить камнем стекло, чтобы привлечь внимание, но Рина вконец обессилела. Она не могла пошевелиться. Только бодала лбом дверь и стучала зубами.

Потом присела на корточки и, раскачиваясь, стала смотреть на фонарь, вокруг которого снизу вверх, сверху вниз и вообще во всех направлениях весело плясали снежинки. Она глядела на фонарь, и ей мерещилось, что и она снежинка, только почему-то невеселая. Видимо, уже отплясавшая свое.

«Девочка со спичками!» – подумала Рина и закрыла глаза.

Это будет самая нелепая смерть во всем ШНыре. Только ей уже было как-то все равно.

Внезапно где-то совсем близко резко просигналила машина. Рине гудок показался тихим и смазанным. С усилием разлепив ресницы, на которые начинал уже налипать снег, она увидела серый невзрачный «Рено», остановившийся от нее в нескольких метрах. Рина равнодушно посмотрела на него и снова закрыла глаза. Из автомобиля кто-то выскочил. Потом она поняла, что ее торопливо несут куда-то, тихо ругаясь. Хлопнула дверца, и девушка окунулась в душное автомобильное тепло. Кто-то дышал на ее руки, нетерпеливо поднося их к обогревателю включенной на максимум печки.