— А что случилось-то?

Теперь я слабо отмахнулась: не стоит, пожалуй, посвящать постороннего в общем-то человека в подробности предстоящих событий и подвергать его тем самым серьезной опасности. Мысль об опасности, как ни странно, меня успокоила. Я вытерла слезы рукавом кофточки, еще раз шмыгнула носом и нехотя поднялась:

— Ну, все, пора. Пойду я, Лид…

Лидия примерно с минуту внимательно на меня смотрела, причем в глазах ее явственно читалась искренняя обеспокоенность, после чего неожиданно объявила:

— Я с тобой.

Сказано это было таким тоном, что сомнений в решительности ее намерений как-то не возникало. Однако я все-таки попробовала возразить:

— Не надо. Спасибо, конечно, но… — Вышло неубедительно.

Лидия, естественно, не прониклась. Не обращая внимания на мои протесты, она направилась в коридор. Остановить ее не смогла бы даже Великая Китайская стена, что уж говорить обо мне? Тут следовало действовать не физической силой, а убеждением или даже хитростью.

— Надо такси вызвать, нам в Москву ехать, — поставила я в известность Лидию. — Как мне это сделать?

— Я сама. — Дама легким движением плеча придвинула меня к коридорной стенке, а сама широким гренадерским шагом проследовала в комнату, где стоял телефон. Вскоре оттуда понеслись ее внятные и не совсем литературные выражения по поводу нерадивых диспетчеров, занимающих служебный телефон по вопросам личной жизни. Воспользовавшись моментом, я тенью выскользнула за дверь и лавиной скатилась с лестницы. К счастью, Лидия жила в непосредственной близости от шоссе, так что при известной доле везения погони можно было не опасаться.

И вот я уже еду в Москву, слушаю болтовню Владимира о мадагаскарских тараканах и мучительно соображаю, как вызволить Катерину из лап Академика, не причинив при этом ущерба ни ей, ни себе. Впрочем, ничего путного сообразить не удалось — наверное, дорога до Москвы оказалась чуть короче, чем следовало. Окажись она длиннее хотя бы на пару километров, я точно что-нибудь да придумала бы, а теперь придется импровизировать.

Расплатившись с поклонником тараканов, я с замиранием сердца вошла в уже знакомую высотку на Котельнической набережной. «Выйду или меня вынесут?» — озадачилась я вопросом, но тут же запретила себе думать о плохом, потому что всегда знала: мысль материальна.

В огромном холле сидел тот же добрый молодец, что и в тот день, когда мы с Катькой следили за Макферсоном. Должно быть, встреча с нами парню запомнилась хорошо — он издал малопонятное хрюканье и демонстративно уставился в стену, изо всех сил делая вид, что крайне заинтересован доской объявлений и мое появление вроде бы даже не замечает.

— Здравствуйте, — вежливо поприветствовала я бдительного секьюрити. — Игорь Юльевич Саламатин у себя?

Вопрос, конечно, глупый, раз Катькина «Мазда» стоит неподалеку от дома. Но меня слегка задело подобное невнимание, и я решила это исправить.

— У себя, — буркнул парень, не отрываясь от объявлений.

— А вы не знаете случайно, он один? — не унималась я. Чисто из вредности, ей-богу!

На этот раз охранник оставил стену в покое, вперился в меня колючим неприязненным взглядом и отчетливо, едва ли не по слогам, произнес:

— Девушка, я здесь посажен не для того, чтобы за жильцами следить.

— Хм… А для чего же тогда? — Я наивно захлопала ресницами.

— Слушай, — взмолился парень, — иди отсюда, а? Ну что тебе опять от меня надо? В прошлый раз достали меня вопросами, теперь снова начинается! Слушай, ты, кажется, к Саламатину направлялась? Вот и топай! А мне работать надо. Иди, иди с богом! — повысил голос консьерж.

Я сделала вид, что оскорбилась до глубины души, и, прищурившись, с достоинством произнесла:

— Вы, юноша, на меня не орите, я же и матернуться могу! — После этих слов, гордо задрав подбородок, я элегантно, как мне казалось, прошествовала к лифтам; шла и физически ощущала сильное жжение между лопаток: молодой человек мысленно высказал в мой адрес огромное количество теплых, дружеских слов.

Перед квартирой Академика я замерла, стараясь унять бешеное сердцебиение. Согласно традиции, заведенной детективами всего мира, дверь в квартиру оказалась приоткрытой. Сквозь щель пробивался яркий свет. Как правило, подобная иллюминация освещает страшную картину преступления (эту информацию я тоже почерпнула из детективов). На всякий случай я быстренько сгоняла этажом выше, минуты три поглазела на опечатанную дверь Михаила Саламатина, ничего подозрительного не углядела и вернулась назад. Пейзаж не изменился: незапертая дверь и полоска света. Я негромко заскулила, но порог нехорошей квартиры все-таки перешагнула…