— Б…я! С…а! Тварь! Урод!

Я не стал его останавливать, думаю, пусть выругается, легче станет. Он не останавливался до тех пор, пока мы не заехали во двор гостиничного дворика. Иваныч, как не побежденный, но общипанный петух, гордо выпрыгнул из машины и громко заорал:

— Где этот дровосек?! Где эта сволочуга?! Где этот скотовоз?! Убью!

Все из присутствующих догадались с первой попытки, что речь идет, конечно же, о Руслане. Руслан медленно выполз из «красного монстра». На голове у него был все тот же шлем и весь его вид соответствовал душевнобольному человеку.

— А, вот ты где! — бросился на него с кулаками Иваныч, ударив его правой рукой сверху по шлему. — Ты знаешь, скотина, ты же почти убил нас! Хто же тебя, гад, так ездить научил?! Ты знаешь, как нас в кузове бросало? Я же думал, конец света пришел. Ты что, мало того, что дурной, так еще и глухой? Я же тебе орал сорок раз: «Стой! Стой! Тормози!» По крыше кабины ружьем бил, а ты, как ненормальный, так гнал, что из меня чуть душа не вылетела! Ух, душегуб ты, ненормальный!

Иваныч вновь замахнулся на Руслана, но мы перехватили его руку.

— Иваныч, Иваныч, ну все, ладно, успокойся. Живы и хорошо. Смотри, Валерич ногу поломал и в ванной уже виски пьет.

— Лёня, а ты где таких водил берешь? — приходил в себя потихоньку Иваныч, — такому доверься… Если выживешь через месяц, то считай повезло. Я тут подумал, что нас кто-то заказал. Вот гад, хотел душу из нас вытрясти. Ты понимаешь, мы этими ремнями привязаны, а он гонит. Нет, честно, думал не выживем.

— Так я же, как вы мне сказали, делал, — начал оправдываться перед Иванычем Руслан, — сказали музыку громко — я включил, зайцев загонять — я газу давал, Александрович сказал не слушать беседы — так я шлем надел. Все по инструкции.

— Тебе по инструкции хороших «пендюлей» надо дать, — Иваныч пригрозил кулаком Руслану.

— Иваныч, все, успокойся. Сейчас переоденешься, залезешь в ванну, ударим по вискарю и все образуется потихонечку.

— Да ты пойми, Лёня, — Иваныч снова стал заводиться, — я же к такому был не готов. Думали отдохнем, как говорит Валерич, «ту-ту на два дня и в Киев». Так мало того. Дальше было еще круче. Валеричу — повезло, его выкинуло, да и все. А я же от этих ремней отвязаться не могу. Как только супер-водила замедлил ход, я отвязался и выпрыгнул, слава Богу, удачно. Смотрю, вокруг ночь, ни души. С одной стороны поле, с другой — лес. Куда идти, не знаю. Телефон потерял. Страшно, непонятно.

— У, гад! — Иваныч снова замахнулся на Руслана. Его эмоциям не было предела, — короче, ночь, ни одной живой души, иду. Гляжу, какие-то глаза сверкают, ну все — волки. Мне конец. Я же не думал, чтобы перед тем, как на два дня в Одессу ехать, нужно завещание оставить. Теперь-то жена с любовницей переругаются. — Все громко засмеялись. Иваныч немного повеселел.

— Так что это, Иваныч, волки были? — удивился я.

— Да нет, — улыбнулся он, — не волки, Лёня, но не лучше волков.

— Может, инопланетяне? — пошутил я.

— Ты бы там точно не смеялся, — разозлился на меня Иваныч, — сейчас расскажу. Иду, вижу, глаза сверкают. Похоже, бродячие собаки. Иду мимо них, а одна мне мордой в ногу тычет, ну так я ее ногой бац, а она меня за кроссовок схватила, падла, и давай рвать его. Еле камнями от них отбился. Иду дальше. Прошел километров пять. Вдалеке горят огни. Похоже, село какое-то. Иду по селу, а навстречу мне какие-то пьяные мужики: «Слышь, дай, закурить». А, я им говорю: «Так не курю я». А, они мне: «Ах, да ты, гидота, еще и не куришь?» Ну, короче, немного поваляли меня. Часы «Breguet» сняли. Смотри, «фингал» поставили.

— Иваныч, надо было им напомнить про 27 статью Закона Украины о депутатской неприкосновенности, — зло пошутил я.

— Ну, я одному про неприкосновенность и напомнил, хорошо ему по морде приложил. Хоть и ночь, я их хорошо запомнил. Одного Сашко зовут. Надо будет, Лёня, как-то их найти и разобраться, по-серьезному. У, скоты! Если тебе надо будет в этом деле помочь, я прокуратуру подключу. Ну, то ладно. Да, иду дальше. Смотрю, село Белолесье. До автобусной остановки дошел. Хорошо, что в кармане пятьдесят гривен завалялись, а то пришлось бы милостыню просить. Видишь, Лёня, еще говорят, что депутаты хорошо живут.

— Иваныч, у тебя, никто из родителей контролером на общественном транспорте не работал? — решил подколоть его я.

— Лёнь, да у меня с пролетарским происхождением все нормально, — не подозревая подвоха, заверил меня Иваныч, — а что? Чего именно контролером?

— А от того, что кроме таких охотников, как вы оба, и контролеров в трамваях, так «обезбашенно» за зайцами никто не гоняется.

Мы все заулыбались. Было видно, что Иваныч успокоился и его усталость начала брать верх. Беспокойный день подходил к концу. Яркие краски одесского заката над крышей «Гостиного дворика» блекли. С моря доносилось свежее и прохладное дыхание ветерка. Пока Иваныч рассказывал свою страшную историю, ребята вынесли столик на улицу и засервировали его коньяком и фруктами. На запах коньяка и лимончика, прихрамывая и держа под рукой костыль, во дворик явился Валерич. Увидев друг-друга, депутаты обнялись, и мы уселись за столик, дабы отметить удачный конец «королевской охоты». Валерич с Иванычем несколько раз повторяли свои «ужасные» рассказы, периодически обкладывая Руслана матом. Я рассказывал одесские анекдоты. А затем мы пели одесские, украинские и русские песни. Иваныч тянул «Ой, мороз, мороз», Валерич — «По дорозі жук, жук, по дорозі чорний. Подивись, дівчинонька, який я моторний»27. Я пел одесскую «Как на Дерибасовской, угол Ришельевской». Потом мы все вместе затянули свадебную песню «Ой, Марічка, чічері...», к которой я добавил несколько куплетов от себя: