Киле Пётр
Шрифт:
ЭСТА В МАСКЕ, выражая великую грусть и печаль в простых шагах, как искуснейшая балерина: а знаешь ли ты, за время твоих странствий боги Греции умерли?
ЛЕОНАРД, делая высокие прыжки вокруг: как! Боги Греции умерли?!
ЭСТА В МАСКЕ, убегая от него: неужели нельзя было хоть изредка возвращаться на родину? Ты мог забыть несчастную Психею, но родину и ее богов - как? Это не проходит даром. Твоя душа претерпела изменения. Желая добра, ты служишь злу. И вот ты являешься Сатаной, в ком люди видят врага рода человеческого. Зачем тебе чужая личина? Славы она тебе не принесет. А хулы и клеветы и за Эротом тянется бесконечно.
ЛЕОНАРД, делая в крайнем отчаянии и восхищении ряд головокружительных прыжков: О, Психея! Премудрая, милая, божественная! Упреки твои справедливы. Ужасно, если я первопричина гибели богов!
Аристей показывает Леонарду на неведомо откуда взявшийся остров из южных морей, с кипарисами, неподалеку от берега.
Голоса из публики:
– Что это там? Мираж? Фата-Моргана! Что происходит? Это представленье?
Возникает, как на сцене, каменистая возвышенность с разрушенным храмом, с остовами колонн под голубым небом полуденного края, куда Леонард переходит, казалось, по валунам. На склоне холма и в воде всюду лежат груды удивительных камней - туловища, ноги, головы, руки беломраморных статуй.
Диана в маске, хватая Эсту за руку, словно боясь, что та последует за Леонардом, Аристею:
– Что дальше? Вас ведь схватят вновь.
Аристей, смеясь, радуясь нежданным приключениям:
– На остров никто не вступит, кроме нас. Прощайте!
Голоса из публики:
– Полиция! Дворцовая охрана. Комедианты! Доигрались! Боже!
На дорожке среди сосен показывается конная полиция… Аристей, не касаясь ногами поверхности воды, перебирается на другой берег, и остров из южных морей исчезает, как корабль в сиянии вод и небес. Публика, словно очнувшись от наваждения, разбегается. Диана и Эста, как зачарованные, в масках, стоят у моря.
2
Разрушенный храм. Остовы колонн, часть стены и пол, покрытый слоем земли и заросший кустами, - все здесь обвито плющом, выпускающим новые побеги и цветы как будто на глазах.
Леонард находит в густой траве статую сатира, который, впрочем, может сойти за Диониса или Пана, и вносит ее в храм.
Знатная дама с сопровождающими ее особами, одетыми если и проще, но во всем подстать ей, наблюдают за юношей, посмеиваясь одинаково и заговаривая разом, как Хор из трагедии, а роль предводительницы Хора берет на себя Левкиппа, как зовут знатную даму.
Хор женщин:
– Откуда взялся он такой, с прозваньем, которое нам лучше и не знать. Поверим ли Асклепии- колдунье? Он демон? Разве страшный так уж очень?
Левкиппа, стараясь быть посерьезней:
– Но демон ведь лукав, не забывайтесь. Как искуситель Евы, он обрел над нами, всеми женщинами, власть, погибельную для души и тела, сладчайшую и горькую, как смерть.
Хор женщин:
– Вы правы, да. Но стоит поразмыслить, как ясно нам, что гибельная власть Эрота милого одна желанна и сладостна настолько, если даже ввергает в горе и приводит к смерти.
Левкиппа:
– Ну, что ж, бегите в горы к тем несчастным, вообразившим, что они вакханки, и пляшут, скинув платья, исступленно под дудки пастухов в рогах сатиров.
Хор женщин:
– Не о Дионисе ведем мы речь. Уж лучше с юношей заговорите. Как видно, он бездомный, - приюти! Пускай с собою нет ни стрел, ни лука, уж отблагодарить найдет он способ.
Левкиппа недовольно:
– Смеетесь вы? В языческие басни я верить не должна.
Хор женщин:
– Но отчего же? Они ничем не хуже притч и сказок из Библии, преданий старины соседних стран, не Греции, увы!
С гор несет эхо: «Эвое!»
Левкиппа смотрит на склоны гор с любопытством:
– Все тянет вас одеться в козьи шкуры, обвить венками головы, запеть и заплясать, вопя: «Воскрес Дионис! Воистину воскрес!» И: «Эвое!»
Хор женщин:
– Левкиппа, удержав нас от безумств, была права; из города несутся, как на охоту, всадники и псы.
Левкиппа с тревогой:
– О, юноша, кто б ни был ты, укройся!
Леонард приветливо:
– О, госпожа, я здесь не для того, чтоб прятаться. И от кого ж, скажите?
Левкиппа, показывая рукой в сторону:
– Правитель города и стража злая, в бесчинствах озверевшая совсем. Не миновать беды. Облава будет на женщин, упоенных сладострастьем свободы, счастья на земле весенней, безумных и веселых, но гонимых, как боги Греции и изваянья.
Леонард, взглядывая на горы, с изумлением:
– На празднество явился сам Дионис в венке из винограда и с тимпаном, и с тирсом, что увит плющом в цвету! Куда же страже - против сына Зевса?
Всадники останавливаются у храма; правитель приветствует знатную даму настороженно. Звуки флейты и возгласы вакханок разносятся над долиной горной речки.