Киле Пётр
Шрифт:
– Немножко?
– Как я должна была сказать? Я люблю тебя, как самую жизнь, что оставляет меня ежечасно? Это я прервала сеансы, чтобы ты ничего не заметил или не вообразил. Как видишь, я играю в открытую.
Аристей покачал головой.
– Когда он поймет, что я пала, я и в этом признаюсь, и вся вина падет на него же самого, поскольку сам взял на себя обязательство перед Богом и людьми руководить мною во всем. Мне ничего не будет. Зато с тобой он может посчитаться как-нибудь. Берегись.
– Я никого не боюсь, - серьезно отвечал Аристей.
– Ты знаешь, теперь мне сам черт друг.
– Что-о?
– С Леонардом происходят дивные вещи.
– Он еще не наигрался в Эрота?
– Он не играл, - возразил Аристей.
– Или играл, как и ты, в открытую. И знаешь, почему ему не везет?
– Почему?
– Потому что он пребывает в чуждом для него мире. Эрот - божество языческое, или, лучше сказать, как Платон, демон, связующее начало между людьми и богами. А вокруг христианский мир, где Эрот пребывает в изгнанничестве, униженный и оклеветанный, ибо все, что с ним связано - грех, начиная с первородного греха. Словом, в сем мире он изначально есть тот, кого именуют Сатаной.
– Неужели это правда? Вы серьезно?
– Диана испуганно вздрогнула и отпрянула от Аристея.
– То-то он до смерти напугал Фиму. Это ужас что такое. Мне давно пора.
– Так и уходишь, - с сожалением вздохнул Аристей.
– А что же делать? Я теперь и любви боюсь, как и смерти. Лучше, чем в Эдеме, вряд ли уже будет.
– Диана, не бойся смерти. Я верну тебя к жизни, - невольно произнес Аристей, взглядывая на нэцкэ на столе. Даймон весь засветился, словно ожил и задвигался.
– Что это? Это и есть ваш талисман, о котором Эста рассказывает чудеса? Мне пора. Мы увидимся, когда портрет будет кончен, с фоном, какой вам заблагорассудится запечатлеть.
– Когда вы уезжаете?
– Ближе к осени, - Диана задумалась.
– Или со дня на день.
– В таком случае, я приеду с портретом в Савино.
– Нет, прошу вас, - забеспокоилась Диана.
– Лучше пусть портрет останется у вас, - на ее глазах показались слезы, и она испуганно прижалась к нему. И он понял, что она приехала увидеться с ним на прощанье.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Петергоф. Берег моря у дачной местности. Аристей и Леонард. На холме одна из дач в два этажа с башенкой привлекает внимание художника. Это дача Легасова в стиле модерн.
Аристей переглядывается с Леонардом:
– Видать, костюминированный вечер. Мы ехали сюда?
Они случайно встретились у вокзала, Леонард, заговорив с Аристеем, последовал за ним.
– Я ехал с вами. Поскольку нас не приглашали, вряд ли нам будут рады… Что ж, мы разыграем у моря публику потехи ради!
– Явиться хочешь в новом амплуа?
На берегу моря с выступающими из-под воды валунами и песками, подступающими к обнаженным корням сосен, выстроившихся полукругом, создавая как бы естественную сценическую площадку, двое мужчин - один в светлом дачном костюме, другой - в легкой сине-белой блузе - останавливают двух барышень в летних платьях и шляпках.
Леонард (как Ариман):
– Прекрасный вечер, барышни прекрасны! Позвольте с вами мне заговорить, поскольку вижу интерес взаимный… Вам приглянулся мой приятель явно, и вы, как Ева, в том, конечно, правы. Могу его представить: Люцифер!
Девушек звали, как стало ясно из их болтовни, Маша и Глаша.
Маша воскликнула:
– Ах, боже!
Глаша переспросила:
– Люцифер? Он, что же, дьявол?
Аристей смущенно проворчал:
– И так всегда.
Леонард со смешком, очень подвижный:
– Нет, милые мои! Да разве он похож на дьявола?
Маша резонно заметила:
– Кто знает, мы ведь дьявола в глаза не видели, но слышали немало.
Глаша усомнилась:
– Нет, нет, он не похож на дьявола, скорей внушает мне доверье он, хотя есть странность в нем. Уж очень грустен и больно уж серьезен он. Как Демон.
Леонард в восторге:
– О, милая, ты к истине близка, гораздо больше, чем представить можешь.
Внизу у воды собирается публика с возгласами «Артисты? Комедианты!»
Маша проявила осведомленность:
– А хороша ли истина? Не он ли в Эдеме Еву соблазнил сорвать запретный плод, вкусить его с Адамом, и наших прародителей изгнал из Рая Бог?
Леонард удивленно:
– Нет, не совсем так было. Ведь если о соблазнах говорить, по чести, это по моей уж части.
Глаша с хитрецой: