Шрифт:
Королевская чета ограничилась тем, что оставила беднякам нужные в хозяйстве вещи, подарки и деньги. А по дороге назад Ксении показалось, что на лице Иствана появилось новое выражение, какого она прежде не видела, — выражение отчаянной решимости, здоровой злости, упрямства. Рисующий мальчик не шел у нее из головы. И ей пришла в голову одна мысль. Но со своим предложением она решила повременить.
Накануне монарх объявил прессе, что намерен учредить «Королевский фонд», и деньги фонда будут потрачены на облегчение положения народа, улучшение условий жизни бедняков. Доступ к деньгам фонда сможет безвозмездно получить каждый, кому потребуется незамедлительная помощь.
Как же Ксения потешалась потом над выражением физиономий газетных репортеров, когда они слушали его речь!
— Они вытаращились на тебя, как рыбки в аквариуме! Я думала, у них глаза повыскакивают из орбит!
— Жаль, они так и не успели обсудить твое приданое! — с довольным видом хмыкнул король.
Это было неудивительно, ибо, как они — Ксения и король — и ожидали того, редактор «Народного голоса» бомбардировал вопросами правящую персону. Женская точка зрения на то, о чем он страстно и с возмущением говорил, его не интересовала, как не интересовали подробности меню принцессы, предпочтения в ее гардеробе и тайные альковные приключения ее и членов ее семьи.
Газеты, даже традиционные, консервативные, вдохновляемые правительством, изобиловали заголовками, которые, Ксения поняла это сразу, приведут премьер-министра в неистовство: «Принцесса, которой не все равно», «Король берет быка за рога»…
Все это вызывало в ней приятное волнение, и Ксения не могла дождаться момента, чтобы обсудить все с Истваном наедине.
Но дворец наполнялся приезжавшими из ближних окрестностей родственниками, спешащими на торжества, и каждый день потоком приходили ответы на свадебные приглашения от монархов других государств, далеких и близких.
Каждый потенциальный гость ожидал, как само собой разумеющегося, что ему отведут покои в самом дворце, и происходила беспрестанная замысловатая перетасовка: кого-то, более важного, следовало заранее переместить в дворцовые апартаменты, кого-то, рангом пониже, поселить поскромнее.
Вдобавок к суете, в которую были погружены будущие новобрачные, премьер-министр организовал для них поездки по другим городам Лютении на порядочном расстоянии от столицы. В соответствии с протоколом визит предполагал отбытие рано утром на королевском поезде, приветствие народом королевской четы по прибытии, инспекцию королем и его невестой почетного караула, их встречу с городскими сановниками — и довольно часто затяжной обед, в течение которого произносились бесконечные речи во здравие и процветание.
Отказаться от этих визитов было никак нельзя. Но как только премьер-министр упомянул в предварительных разъяснениях, что королевскую чету будут ожидать мэр и представители муниципалитета, Ксения почувствовала: визиты окажутся небесполезными. И верно: народные приветствия, в момент прибытия высоких гостей сдержанные и формальные, в корне менялись, когда они уезжали — были бурными и, без сомнения, искренними.
До свадьбы оставался всего один день. Джоанна могла появиться в любой момент. И Ксения правдами и неправдами уговорила графа Гаспара, чтобы тот помог ей изменить предсвадебную программу: она хочет вместе с женихом вкусить толику «заслуженного отдыха» в последний день перед свадьбой — покататься верхом.
— Но совсем скоро, в медовый месяц, мэм, вас ждет так много свободного времени! — резонно заметил граф, не одобряя в душе затеваемую невестой прогулку. — Вот тогда и скачите… верхом…
— Мне необходима физическая нагрузка непременно сегодня! — стояла на своем Ксения.
Граф по-мужски рассмеялся.
— Вы неутомимы, мэм! И бесшабашны, если угодно! Большинство женщин вашего хрупкого телосложения давно слегли бы от перенапряжения во всем этом невообразимом сумасшествии, а вам подавай физическую нагрузку!
Ксения не ответила, только слегка улыбнулась: шутки графа были отеческими, а подтрунивания его — добрыми; за эти несколько дней она успела распознать в графе его природную человечность. Его забота была ей приятна, но тут она не могла с ним согласиться. Хотя иногда вечерами она и чувствовала неодолимую усталость, время она проводила отлично, и занемочь вовсе не входило в ее планы. Каждый проживаемый ею миг был восхитителен сам по себе.
И еще она чувствовала: всякая самая маленькая победа в визитах, приемах и конференциях становилась ей еще дороже оттого, что она по-своему сражалась за короля — и потому, что они были союзниками в этой битве, это их тайно и близко связывало. Так что чем больше Ксения была причастна к делам государственным, тем больше это вселяло в нее вдохновения на новые поступки и мысли, тем больше давало ей сил.
Услышав об их с невестой прогулке верхом, настойчиво вытребованной Ксенией, король, посмеиваясь, сказал графу Гаспару:
— Раз так, мы едем к Святым источникам, Хорват! Ей непременно понравится это место!
— А что это? — спросила Ксения, когда наутро им уже вывели их лошадей и грум подставил ей сложенные вместе ладони, чтобы она села в седло. — Кажется, я о них ничего не слыхала! Что это за источники? И почему — святые? Истван жестом руки оттеснил грума. Он не стал подставлять ей ладони, как это следовало бы сделать, а, взяв за талию, легко ее поднял. Когда она оказалась в седле, он опытной рукой расправил ей юбку над стременами, затем отошел и вскочил на своего вороного — сплошь черного, без единого светлого пятнышка, шерсть коня отливала на утреннем солнце нестерпимым блеском. Для Ксении была выбрана лошадь гнедая: с черными туловищем, хвостом и гривой — и рыжим крупом. Ксении дали гнедую, поскольку они считаются самыми надежными лошадьми, и Ксении она сразу понравилась, несмотря на то, что вороной конь под королем смотрелся жуть как эффектно, прямо-таки заразительно! Она азартно им любовалась, не скрывая оценочного восторга.