— Ну, я пошла.

— Удачи тебе.

Я осталась в постели. Спать не хотелось, но, чтобы не возбудить подозрений, надо было вести себя как обычно.

Прошло больше получаса. Издалека до меня доносились голоса. Наконец в комнату вошла Мина.

— Дело сделано, — объявила она со вздохом. — Мне пришлось нелегко, но дело сделано… Она забросала меня вопросами, спрашивала…

Я перебила ее:

— Я быстренько оденусь, а не то опоздаю.

— Да-да, поторопись. Мы рискуем не успеть к десяти.

Я уже соскочила с кровати, но при этих словах остановилась. Она так решительно сказала «мы»… Одевалась я медленно. До меня наконец дошло, что это пособничество Мины имеет довольно темную подоплеку: желание вторгнуться под прикрытием дружбы в ту область, которую я берегла для себя одной. Я повернулась к ней спиной; я была спокойна. У меня тоже хватит жестокости: перед тем как встретиться с Салимом, я с ней расстанусь. Никто не проникнет в мир, который я делю с ним. Я сокрушу все, что будет этому препятствовать. Тем более что дружба была для меня пустым звуком. Женщины между собой не могут быть настоящими подругами; самое большее — сообщницами.

По пути я не проронила ни слова. Мина шагала уверенно; я наблюдала за ней. Внезапно смалодушничав, я откладывала ее изгнание на самый последний момент. Мы уже шли улочкой, ведущей к кафе. Увидев на часах время, я всполошилась:

— Салим, должно быть, нервничает. Он не любит, когда я опаздываю.

— Тогда прибавим шагу.

Я сумела не выдать досады. Еще несколько шагов, и я ее прогоню. Мы спускались. Я увидела фигуру Салима. Он нас еще не заметил.

— Оставляю тебя здесь, — выпалила я. — Пока.

И протянула ей руку. Она повернулась ко мне. Глаза ее сверкнули. Я поняла, что она достигла рубежа, за которым себя уже не контролируют. Голос у нее срывался, как это бывает у людей, которых унизили, но которые упорно не желают уходить.

— Могла бы и познакомить меня с Салимом.

Она упрямо шагала рядом. Салим уже шел нам навстречу. Я снова повернулась к Мине.

— До свидания!

Она заколебалась. Обратила на меня взгляд, полный скрытого упрямства, которое разозлило меня. Она сделала еще несколько шагов.

— До свидания! прокричала я. Повернулась к ней спиной и перешла на противоположный тротуар. Мина — не бежать же ей за мной! — прошла мимо Салима, который смотрел на нас обеих, явно озадаченный, и удалилась.

К Салиму я подходила стиснув челюсти. Вот когда я безрассудно нырнула в омут. И счастье с этого дня обрело для меня восхитительно жестокий лик.

Не дожидаясь Салима, я вошла в кафе. Он последовал за мной. Перед тем как нам сесть, он спросил:

— Кто эта девушка?

— Мина… она хотела, чтобы я вас познакомила…

Я досадовала на то, что этот глупый инцидент все еще продолжается.

— Тогда зачем вы ее отправили? Догоните ее.

— Нет. Я не пойду.

Я села. Скорее всего, он потребовал это от меня просто так, не думая. Мой отказ удивил его.

— Вы не хотите? — угрожающе спросил он.

Я покачала головой. Он повторил свое требование еще и еще — всякий раз все спокойнее и все более угрожающе.

— Нет, — отвечала я. — Не хочу.

— Тогда оставайтесь! — вскричал он. — Я ухожу.

Меня захлестнул страх. Не могла я расстаться с ним вот так. Мне хотелось объяснить ему, что я подсознательно стремилась никого не допускать в эти часы, которые принадлежали мне одной. Я встала.

— Салим, прошу вас…

Я вышла вслед за ним на улицу. Он шагал молча, лоб его перерезала вертикальная складка. Пересекая рынок, разместившийся на небольшой площади, мы то и дело натыкались на ящики и корзины. Мне приходилось огибать фруктовые и овощные прилавки, чтобы догнать Салима. Его, похоже, нимало не заботило, что я могу отстать. Иногда нагруженные провизией хозяйки оттесняли меня от него. Я пугалась, как в кошмарном сне, и бежала за ним вдогонку.

Потом мы свернули на тенистую улочку; на ее тротуарах толклись дети. Поодаль от остальных сидела девочка с белокурыми косами и смотрела на меня. Меня охватило отчаяние, и я подумала: пускай Салим уходит, а я останусь здесь, на тротуаре, как эта девочка. Буду сидеть и плакать от усталости. Я вновь очутилась в царстве абсурда, где чувствовала себя бессильной. Лишь скрытая где-то в подсознании воля гнала меня вперед.

Улица заканчивалась тупиком. Салим неизбежно остановится; все будет кончено. Но на одном из изгибов я увидела лестницу, ведущую на бульвар. Рядом возвышалась стена. Салим наконец остановился, повернулся ко мне лицом. Сначала на его губах появилась недобрая усмешка, против которой я была бессильна. Когда он заговорил, начал задавать мне вопросы, я была уже далеко. Мне хотелось одного: уйти; я прислушивалась к тому, как это желание завладевает мною целиком.