– Ни в коем случае! Разве математики способны на такие изыски: «Теперь, – начал он, выходя из себя, но остановился».

– Понятно, все кончилось хорошо. А какие планы на вечер у нас?

– Сейчас выхожу, я только твоего звонка ждала. Мне нужно успеть в четыре школы, и все!

– Может, я подвезу?

– Боже упаси! Если учителя увидят, как я на «Мерседесе» подъезжаю, наверняка ничего не возьмут. Решат, что это на их кровные куплено, прибыль с задачников.

– Как скажешь. Какая школа у тебя последняя?

– Двенадцатая. Это на Кораблестроителей.

– В семь?

– Да.

– Тогда до вечера. – Я осторожно повесил трубку и тихонько мурлыкнул. Она ждала моего звонка! Эта маленькая оговорка стоила сотни комплиментов.

Я купил ей хризантемы – не очень дорого, но пышно и красиво; увидев на мосту через Смоленку, остановился метрах в десяти, а пока она бежала, вышел из машины, подошел к правой дверце, открыл и, когда до Лены оставалось всего два шага, достал букет и протянул ей.

– Спасибо… – Аленушка грустно улыбнулась и зарылась носом в цветы. – Садом пахнут. Представляешь, а меня в Москву отправляют…

– Как в Москву? – опешил я.

– В командировку. Наталья заболела, придется ехать вместо нее.

– Когда?

– Утром. Поезд в семь, – она придвинулась и ткнулась головой в плечо. – Так не вовремя…

– А ты откажись!

– Сама не хочу, – вздохнула она. – Некому больше. С оптовиками разбираться надо, по точкам проехать. В общем, никак.

– Ну, время еще есть, – неловко попытался утешить я, отвел в сторону букет и крепко ее обнял.

– У меня ничего не собрано, – горячо прошептала она в самое ухо. – Продукты надо купить.

То, как доверчиво она ко мне прижималась, побуждало повернуть голову, немного наклониться и наконец-то поцеловать ее желанные губы. Вот только Леночка в эти мгновения тихо и задумчиво говорила о бутербродах.

– Купим по дороге, – не выдержал я. – Садись.

Она забралась в машину, прижала цветы к себе, и с полной безнадежностью уставилась в пол.

– Не грусти так, Леночка. Все будет хорошо… – Она молча, но уже с интересом покосилась в мою сторону. Я тут же вспомнил, чего не хватает в начатой фразе, и попытался перевести разговор в другое русло: – Ты, кажется, еще что-то хотела мне процитировать?

– Одни ужастики в голове, – вздохнула она: – «И вдруг попадают они с неожиданной хворью в больницу, видят вокруг себя искалеченных, искромсанных бандитскими ножами и хирургическими скальпелями людей…»

– Зачем же так печально.

– «Одна уверенная в себе рука хирурга направляла инструмент, а другая манипулировала управляющей рукояткой на его конце».

Тут я не выдержал, резко свернул к тротуару, вдавил педаль тормоза и захохотал. Лена, глядя на меня, тоже улыбнулась.

– Хорошо, – кивнул я, отдышавшись, – а арбуз выбросим?

– Какой арбуз? – встрепенулась она.

– Который я приготовил для минипикника. Нам ведь некогда?

– Некогда, – согласилась Леночка. – Но не до такой же степени?!

Отправляться за город мы не стали – проехали за Прибалтийскую, миновали старые разномастные гаражи и остановились у самой кромки Финского залива. Наш народ от владельцев «Мерседесов» предпочитает держаться подальше, так что посидели мы все-таки наедине, если не считать любопытной дворняги, все время крутившейся вокруг. Потом, перед самым закрытием, успели заскочить в универсам слева от гостиницы и около десяти подъехали к ее дому.

– Значит, завтра в Москву? – глупо переспросил я.

– В Москву.

Когда я теперь ее увижу? Как она отнесется ко мне после долгой разлуки? А вдруг столица переменит ее судьбу, и я уже больше никогда не увижу черных глаз и волос цвета вороного крыла. Она посматривала на дом и задумчиво покусывала губу.

– Извини, – даже не знаю, как из меня выскочила столь нахальная просьба, – мне нужно сделать важный звонок. От тебя можно позвонить?

– Конечно, – с облегчением кивнула она, – пойдем.

Жила Леночка не «вах-х». То есть, вполне нормально жила, как половина города – трехкомнатная коммуналка в блочной девятиэтажке. Правда, как я понял, на них с мамой приходились две комнаты, а третья досталась одинокому соседу средних лет без особо вредных привычек. Обычная обстановка, стандартная планировка, телевизор, видик, магнитофон. Все как у всех. Просто при словах «коммерческий директор» ожидаешь чего-то этакого… В первый миг я испытал разочарование, потом облегчение – раз она живет так же, как и я, то нам будет куда легче найти общий язык. У нее явно не выработалось привычки получать по бриллиантовому колье на каждый день рожденья, а на обычный букет я как-нибудь разорюсь даже не раз в год, а пару раз в месяц.

Боюсь только для Аленушки, знающей меня лишь в «обрамлении» черного «Мерседеса» с АБС, музыкальным центром и коробкой-автоматом, моя комната в «хрущевке» тоже окажется разочарованием. Что будет потом? Не буду загадывать вперед… А вдруг, и у нее вырвется вздох облегчения? Ведь не выбрала же она себе мужа среди наверняка немалого круга знакомых коммерсантов. А к такой красотке, как она, любой прилепился бы, пища от восторга и растопырив кошелек, – только подмигни.

– Телефон здесь, на тумбочке, – кивнула Елена и деликатно ушла в комнату.

Я на минуту растерялся – совершенно вылетело из головы, что предстоит «важный» звонок, но вовремя сообразил, как выкрутиться, и набрал Сименковский телефон. Трубку сняли сразу:

– Алло?

– Ты уже дома?

– А-а, бочонок пива? – обрадовался Юра. – А где же мне еще быть? Меня до одиннадцати вечера никогда не задерживают. Особенно, когда в чужих документах копаюсь.

– Пустили к бумажкам?

– А куда они денутся? Я представился адвокатом, пугнул их прокуратурой, помахал Кодексом, пообещал отозвать лицензию и потребовать полный аудит, объяснил про приостановление деятельности и арест имущества до решения суда – они и струхнули.

– Странно. Геннадий Петрович рассказывал, как там исполнителя даже на территорию не пустили.

– Мне за такие визиты тоже могли по шее накостылять, но некому оказалось. Ихнего «генерального» Геннадий Петрович с приятелем сговорились увезти чегой-то подписывать. То есть, приятель увез, а Геннадий Петрович остался меня конвоировать. А остальная шушера там ни хрена не знает. Так, сидят для штатного расписания. Тетки все старперные, совдеповского изготовления, они при слове «прокурор» мелко вздрагивают и в лице меняются, а уж от призрака аудиторской проверки даже честный бухгалтер может трусики обмочить. К тому же там и прятать оказалось нечего.

– Как?

– А вот так. За хозяина там какой-то Дмитрий Мурадов. Так вот: ни хрена он не ворует. Он просто дурак. Или сволочь. Вести дело таким образом можно только из желания как можно сильнее нагадить всем, кого достанешь.

– А как там ведутся дела? – Я быстренько достал из нагрудного кармана блокнот и ручку.

– Четко и подробно сказать не могу, времени копаться не хватало, но общее впечатление такое: все заказы хозяин скидывает через подставную фирму, но деньги назад не возвращает…

– Ворует? – радостно подхватил я.

– В том-то и дело, что нет! – осадил меня Юра. – Он ни ворует ни копейки! Немножко мелочи у посредника, конечно, остается, но это не криминал. Слушай сюда. Твоя «Эпоха» входит в холдинг «Вечность», и все бабки, которые она зарабатывает, возвращаются в холдинг в виде акций. Они там уже фирм семь скупили – какой-то комбинат в Приозерске, лесозаготовительную контору, пару заводиков в Питере, колбасный цех на Парнасе и еще что-то, не помню. В общем, со стороны посмотреть, так «Вечность» жиреет и процветает.

– А изнутри?

– В холдинге – ажур. Но вот издательство не платит никому и ничего. Диагноз у хозяина такой – клиническая жадность. Налоги-дивиденды-зарплаты-поставки-оборудование-бумага – никто, ничего, ни за что и никогда не получал. Так что богатство дутое. Издательство уже лежит на боку и через пару месяцев всплывет кверху брюхом, как зеркальный карп в сточной канаве. На нем висит столько долгов, что «МММ» лопнуло бы от зависти. Теперь у него осталось два пути: в лучшем случае оно успеет продать оборудование, здание, площади и закрыться, оставив кредиторов посыпать голову пеплом, а в худшем – его успеют обанкротить, и тогда оно утопит весь холдинг.

– Почему? – не понял я. – Как это: «обанкротить»?

– Ох, бестолочь, – вздохнул Юрик, – элементарных вещей не знаешь. Если вкратце, то кредиторы требуют вернуть долги, объявляют «Эпоху» банкротом, описывают имущество и получают доступ ко всему, в том числе и к этим бумажкам, которые я просмотрел. С такими доказательствами они вполне могут подать на холдинг в суд и имеют вполне реальный шанс выцарапать свое кровное. Хотя в таких случаях в бухгалтериях обычно случаются пожары. Или кражи со взломом.

– Подожди, – остановил я Юру. – Директор говорил, что они уже подавали в арбитраж на посредника, и им в иске отказали.

– Разумеется. Посредническая фирма что от «Вечности» в виде товара получает, то в виде акций и отдает. А отношения внутри холдинга ее не касаются.

– Значит, все честно? – не поверил я столь позорному итогу своего расследования.

– Пока кредиторы не жалуются – да.

Я немного помолчал, собираясь с мыслями, потом вернулся к тому, с чего все и началось:

– А как же зарплата рабочих?

– Никак. Издательство разорилось, денег нет. На бирже труда пособие получат.

– Слава богу, – вздохнул я. – Хоть что-то для заметки подойдет. Значит, на улицу вот-вот выгонят около сотни трудящихся?

– Можешь смело умножать эту цифру на семь, – посоветовал Юра. – При таком стиле руководства Мурадов через год и остальные предприятия на дно пустит.

– Отлично, – обрадовался я. – Это уже на трехстраничную статью потянет. А потом?

– Надеешься, – рассмеялся Сименко, – что он всю Россию по ветру развеет? Не получится. Напорется рано или поздно на серьезных людей, которые плакать не станут, а приедут к нему домой, да и всадят в лобешник длинный стальной дюбель – для повышения сообразительности. Это называется: «Добавить в организм железа». Должен сказать – самый гуманный из вариантов.

– Ладно, – кивнул я, прикидывая, что можно состряпать из всего услышанного. – Спасибо.

– Пожалуйста, – лениво отозвался Юра. – Вяленую рыбу на завтра я достану. Пока.

«Бочонок пива!» – вспомнил я и тихонько заскулил. Одни расходы с этим книгопечатаньем!

– Это ты? – выглянула в коридор Лена. – Ну как?

– Тоска, – развел я руками. – Рассчитывал на «подвал» [26] , а получается маленькая статейка.

– Сочувствую, – улыбнулась она, и в свете тусклой лампы блеснули ровные зубы.

– Ничего, бывает и хуже.

– Это как?

– Да вот, – вспомнил я, – недавно к нам обратился серьезный такой, сосредоточенный мужичок, и стал рассказывать, как его сосед по квартире, милиционер, выжить пытается. И в отделение, дескать, таскал, и в психушку отправлял два раза. Я и обрадовался. «Ох, – думаю, – мент поганый, пропесочу по самые некуда!» И поехал с этим товарищем на дом, улики собирать. Едем. А товарищ разговорчивый попался, то про одно говорит, то про другое: «Правительство нынче жмотное. Я раньше Брежневу на каждый день рождения поздравительную телеграмму посылал, а мне в ответ – червонец. Ельцину послал два раза – ни хрена. Ни копейки не отстегнул, жаба». Дальше больше: «А вот фотоаппарата у вас нет? – спрашивает. – Его можно в счетчик запихнуть». «Зачем?» «Как зачем? Он счетчик откроет, а его – бац! – и сфотографирует!» Тут я в затылке почесывать начал. Подъезжаем. У «Горьковской» это было. Поднимаемся в квартиру. Мужичок дверь открывает. Смотрю, а там, в коридоре, половина обоев отодрана, и стенка местами расковыряна. «Что это?» – спрашиваю. «А это, – говорит, – я себе отдельную проводку хочу сделать, чтобы милиционеры у меня электричество не воровали». Я представил себе, что сделал бы с соседом, изувечь он так наш коридор, и тихонько этак спрашиваю: «Скажи, он тебя еще не бил?» «Нет, не бил…» «А зря!»

Леночка рассмеялась, а потом неожиданно предложила:

– Хочешь кофе?

– Хочу!

Как выяснилось, растворимого кофе Лена не признает, и варит настоящий, по всем правилам: сперва мелет порцию (одну!), потом заливает холодной водой, дает чуть-чуть настояться, три раза доводит до кипения, выдерживает несколько минут, и только потом разливает по чашкам. Будь я истинным гурманом, этот напиток доставил бы мне огромное наслаждение. А так: кофе как кофе. Гораздо приятнее наблюдать, как Аленка жмурится при каждом глотке, вдумчиво шевелит вишневыми губами, между которыми временами проглядывает розовый кончик языка. Кофе без сахара, а губки кажутся такими сладкими…

– Боже мой, – охнула Лена. – Мне через пять часов вставать, а я еще ничего не собрала!

– Почему так рано? – время только-только перевалило за полночь.

– Поезд в семь. А до него еще добраться надо, да еще в такую рань. На первый автобус нужно попасть, а то опоздаю.

– Зачем такие хлопоты? – не понял я. – Отвезу на машине.

– Не нужно, – отмахнулась Лена. – Вставать ни свет не заря, за мной ехать, потом на вокзал. Хоть ты выспись!

– Все намного проще, – остановил я ее. – Просто лягу в машине, и все. Когда соберешься, выйдешь и разбудишь.

– Еще чего, – возмущенно фыркнула она, – в машине спать! Что мы, в лесу что ли?

Вот так я впервые остался у нее ночевать. Всех тех, кто уже успел представить, как я приникаю к нежным чувственным губам, как сжимаю ладонью плотную, чуть смугловатую, с алым соском девичью грудь, а потом скольжу рукою по бархатистой коже к широким бедрам, как целую гладкий прохладный живот, слушая страстное прерывистое дыхание, как ласкаю пушок внизу живота и как проникаю во врата наслаждения, – вынужден разочаровать. Мы даже не поцеловались. Не верите? А попробуйте нормально пообщаться с девушкой, когда за тоненькой стенкой отчетливо слышно сладкое посапывание ее отдыхающей мамочки, по коридору бродит угрюмый сосед, которого от любопытства замучила бессонница, а сама подруга поминутно вскакивает и начинает запихивать в объемистые сумки то юбку, то жакет, то кофточку, то еще что-нибудь?! Мы просто разговаривали и пили кофе.

Как вспомню – до сих пор в животе булькает…

Если честно – это была незабываемая ночь. Пусть мы так и не оказались в одной постели, но зато поняли, что можем бесконечно общаться и не надоедать друг другу, что понимаем друг друга с полуслова, полужеста, полунамека. Пожалуй, впервые в жизни я ощутил, что с этой вот женщиной можно остаться вместе навсегда, и не смотреть по сторонам, не искать новых ощущений, новых знакомств. Что помимо внешней красоты в ней есть душа, к которой тоже хочется прикоснуться, слиться воедино.

А потом было утро. Небо за окном начало неторопливо светлеть. На плите уже в десятый раз закипала жезла, Лена привычно делала бутерброды. Посмотрела на часы, включила телевизор. Там начинались новости.

Попивая раскаленный напиток востока, мы выслушали про новые идеи депутатов Думы, про страшную эпидемию в Чаде и скромное землетрясение в Японии, про вечернее ограбление круглосуточного ларька, и вдруг…

– Вчера, около часа ночи был обнаружен труп Ткача Геннадия Петровича, механика издательства «Эпоха». По подозрению в убийстве задержан Сименко Юрий Романович, личность без определенных занятий; его сообщник, Стайкин Сергей Александрович, разыскивается.

Сказать, что у меня кусок застрял в горле – значило ничего не сказать. Кофе заклинило, точно рыбную кость. Я осторожно покосился на Лену.

– Э-э, – медленно начала она, – э-это не про тебя? С-случайно?

– Тебе не кажется, – спросил я, огромным усилием воли проглотив одеревеневшее питье, – что на эту ночь у меня было алиби?