Ему было неприятно чувствовать на себе взгляды этих трех мужчин. Все трое смотрели на него, как на некий феномен, и время от времени переглядывались с видом сообщников.

Он вполне мог бы ответить:

— К чему?

Но он молчал. Этот вопрос читался, однако, в его глазах. Руки его были влажны от пота. Он ощущал себя таким же растерянным, как в тот день, когда, совершенно голый, стесняясь своего громоздкого, слишком белого тела, он стоял, осыпаемый насмешками, на осмотре в воинском присутствии.

— Вы родились в Париже?

— В Рубе.

— Стало быть, у вас нет закупленного места на каком-нибудь парижском кладбище?

Он озадаченно покачал головой.

— Это будет зависеть от вас и от ее семьи. От вас — в первую очередь, поскольку как муж вы имеете все права. Если вы позаботитесь об этом, ее могут похоронить на кладбище Иври, и в этом случае советую вам как можно скорее обратиться в похоронное бюро, которое и займется всеми формальностями. Если же семья пожелает отвезти ее в Шарант и вы дадите согласие, придется вам принять меры к транспортировке, а сейчас, летом, при такой жаре да еще в период отпусков, это будет нелегко. Боюсь даже, что, принимая во внимание состояние… состояние…

Он не решался произнести слово «труп».

— …принимая во внимание обстоятельства, железная дорога может не согласиться…

Теперь Жанте плохо видел его — пот застилал глаза.

— Что до выноса тела, то это не будет зависеть от того, где именно состоится погребение — в Иври или в провинции. Выбор предоставляется вам. Вы намерены взять его домой?

Совершенно неподготовленный, он с трудом понимал, чего от него хотят. Он все еще жил в прошлом, в их квартирке у ворот Сен-Дени, он думал о письме, а ему задавали какие-то определенные вопросы, на которые он не находил ответа.

— Я не требую, чтобы вы решили все сию же минуту, да это и не мое дело. Если я позволил себе об этом заговорить, то единственно для того, чтобы у вас было время подумать. Как правило, родственники не любят, когда тело вывозится прямо из Института судебно-медицинской экспертизы.

Массомбр встал и протянул ему руку. Остальные двое продолжали сидеть. Выходя из комнаты, Жанте постарался встретиться взглядом с Совгреном, но тот опустил глаза на пишущую машинку, нарочно, Бернар в этом не сомневался.

Во время завтрака он чувствовал себя сносно, почти и согласии с внешним миром, и ему начало казаться, что переход будет не так уж труден. Отныне он вдовец и постарается приспособиться к своему новому положению, не вполне теряя при этом Жанну, — ведь ее место не будет занято. Он даже не стал пытаться объяснять им это, так как был уверен, что его не поймут.

Сейчас ему нанесли еще один удар. К счастью, у него был ряд неотложных дел, и это помешало ему окончательно потерять почву под ногами. Прежде всего он зашел в почтовое отделение и разборчивым почерком написал телеграмму:

Ему больше нечего было сказать им, нечего добавить. Он их не знал. Он направился в предместье Сент-Оноре, как и в прошлую среду, но на этот раз не зашел в особняк, где конторы братьев Блюмштейн занимали два этажа.

Он обещал сделать им к следующей среде срочный заказ, и ему необходимо было выполнить его, — разумеется, не завтра, поскольку предстояла встреча с начальником со всеми ее последствиями, — но хотя бы в воскресенье.

Вспомнив о похоронном бюро на Бульварах, он зашел туда на полчаса и вышел с полными карманами проспектов и прейскурантов.

Он не поддался никаким их уговорам, решился только заказать дубовый гроб, и служащий обещал, что сам зайдет в Институт судебно-медицинской экспертизы, чтобы снять мерку с тела, что, видимо, было для него привычным делом.

Люди говорили «тело». Говорили «покойница». Эти слова казались ему странными, но не задевали его, не вызывали у него никакого волнения. Все это было нереально. Это не касалось его. Точно так же могли говорить и о совершенно незнакомой женщине.

Только что в полицейском участке на улице Берри, когда ему как бы предлагали выбор между двумя кладбищами, он готов был с раздражением ответить им:

— Ах, да делайте, что хотите!

А уполномоченный похоронного бюро несомненно решил, что Жанте — человек сухой, черствый и, быть может, очень рад, что избавился от жены.

И тут и там на него смотрели, как на какого-то чудака, оригинала, как на феномена, и поскольку у него не хватило мужества сопротивляться до конца, было вполне вероятно, что завтра могут привезти труп прямо в его квартиру.