Чевгун Сергей Федорович
Шрифт:
— Запоминай, Серёжа: хорошая деталь. Может, когда-нибудь и пригодится.
О том, что я пишу "Роман в стол", Замятин знал от Вити Ксенофонтова.
Здесь можно вспомнить ещё одну деталь — о торжественном собрании в ДК "Угольщик", посвященном Дню международной солидарности трудящихся. Всё как в любой кинохронике тех лет: зал, набитый солидарными лицами, на сцене — президиум с полным набором секретарей, задник сцены украшен профилем Владимира Ильича и лозунгом "Да здравствует 1-е Мая!".
— Сегодня как никогда прочна неразрывная связь нашей ленинской партии и всего советского народа, — бодро читал докладчик по бумажке. — Вперёд к трудовым свершениям и новым социалистическим завоеваниям уверенно ведёт нас первый секретарь ЦК КПСС дорогой товарищ Леонид Ильич Брежнев!
Я сидел рядом с Замятиным и видел, как дёрнулись у него желваки. Зазвучали аплодисменты — и тут же сложились в овацию. Зал стал подниматься, начиная с первых рядов. Поднялись и мы. Не знаю, о чём думал в ту минуту Замятин, но вряд ли про будущий отчёт о торжественном мероприятии. Он был прежде всего поэтом, и лишь потом — редактором газеты. Так мне, во всяком случае, представлялось.
Жизнь журналиста, в принципе, однообразна: изо дня в день — одно и то же: репортажи, информации, зарисовки. Вечером в общежитии напишешь что-нибудь для души, а с утра — всё те же заботы: зарисовка, информация, репортаж…
— В порту стоит индийское судно — пришло к нам за грузом бумаги, — сказал мне как-то Замятин. — Сделай небольшой репортаж. О тех, кто делает бумагу, слишком много не пиши — мы про Баскакова и так каждый месяц материалы даём… (Герой Социалистического Труда А. Баскаков работал на Углегорском ЦБК машинистом бумагоделочной машины). Ты постарайся с самими индусами поговорить.
— На хинди? — улыбнулся я.
— На урду, — отшутился Замятин. — Они же моряки — почти все английский язык знают. У тебя как с английским?
Я наскоро перетряхнул свои лингвистические таланты.
— "Хау ду ю ду" сказать смогу. Ну, и "гуд бай", конечно.
— А больше и не надо. Там переводчик должен быть, — успокоил меня Замятин. — Ничего, справишься!
Сейчас я думаю, редактор меня разыгрывал. Это же не группа туристов из Бомбея в Углегорск пожаловала, чтобы красотами местного ЦБЗ полюбоваться, а грузовое судно за бумагой пришло. Вряд ли с индусами переводчик будет ходить. Да и какая разница морякам, на каком языке докеры на погрузочной площадке разговаривают? Им главное, быстрей загрузиться, чтобы за простой судна не платить, а уж с советскими стропами они и на своём языке разберутся.
Углегорский порт оказался гораздо меньше корсаковского, и найти погрузочную площадку особых трудов не составило. А вот стивидоры, похоже, везде одинаковые: всё чего-то суетятся, руками машут, корреспондента слушают в пол-уха. Занятые, одним словом. Близко к ним не подходи.
— Да вон, индусы идут, с ними про интернациональную дружбу и разговаривай, — отмахнулся от меня стивидор. И показал на парочку смуглолицых парней, спускавшихся по трапу. Оба — в синих костюмах и с бордовыми чалмами на головах.
Я выхватил из кармана блокнот и шагнул навстречу дружественной нам Индии.
— Хау ду ю ду! — блеснул я чистейшим дальневосточным английским, секунду подумал и добавил на всякий случай. — Ай эм раша джорнал. Ю андестенд ми?
— Оф кос, раша джорнал! — дружно разулыбались в чалмах. — Вери гуд, вери гуд!
После чего обогнули меня с двух сторон и пошли себе дальше, о чём-то разговаривая между собой на хинди. А может, и на урду, я особенно не прислушивался.
— Ну, что, корреспондент, взял своё интервью? — ехидно спросил стивидор, наблюдавший за нашей встречей на международном уровне.
— Взял, конечно. И даже не одно: их же двое было, — отвечал я.
— Ну, раз так, тогда буду третьим, — сжалился надо мной стивидор. — Задавай свои вопросы, пока у ребят перекур…
И рассказал мне всё, что знал про Индию, судно, бумагу и докеров. Да складно так, словно всю жизнь ходил в моря под индийским флагом. Прямо хоть сейчас отправляй его в Бомбей за грузом цитрусовых.
— Ну, вот, я же тебе говорил, что справишься, — сказал Замятин, прочитав репортаж. — Переводчик-то — индус? Или наш? — и улыбнулся уголком рта.
— Наш. С утра — переводчик, а после обеда — стивидор, — улыбнулся я в ответ.
В порт я после этого ещё ходил пару раз, брал материал. Про международную дружбу, правда, уже не писал. Дружба закончилась вместе с погрузкой. Приняв на борт бумагу, судно ушло курсом на Бомбей. Жди теперь, когда назад вернётся!..
В августе в Углегорске случилось большое наводнение — постарался тайфун "Филис". На западное побережье Сахалина обрушились дожди, местная речка Углегорка вышла из берегов и затопила посёлок бумкомбината. В Татарский пролив поплыли бревна, доски, фанера и хранившееся по сараям домашнее барахлишко: старые столы, сломанные табуретки и кровати пятидесятых годов. Пыталась речка унести и чей-то мотоцикл с коляской, но так и не унесла: "Иж-Юпитер" не прошёл под мостом по габаритам.