— Договорился с Валентином Столяровым, что сегодня рукопись ему на рецензию отнесу, но чувствую: сыроваты стихи, — сказал Витя. — Может, посмотришь? Посоветуешь, где и что поправить? Ты ведь всё-таки у Жигулина в семинаре учишься.

Поэт Столяров был членом СП и подрабатывал на внутренних рецензиях, которые ему заказывало издательство, — весьма распространённая практика тех лет. От внутреннего рецензента, собственно, и зависела судьба книги: если рукопись не заворачивали при первом чтении, у неё появлялся шанс попасть в перспективный издательский план. А дальше автору оставалось только ждать своей очереди на издание.

Мы с Витей напились дефицитного индийского чая в пачке "со слоном" и взялись за стихи. Таланты Михайлова с Кожиновым за мной не водились, однако неумелость автора в этом и не нуждалась. Сбои стихотворного размера, неточная рифма, нечётко выписанный образ лезли в глаза. Да и со стороны, как известно, видней все шероховатости стиля.

Полдня я просидел над рукописью — чистил и шлифовал Витины стихи. Помню, долго сидел над стихотворением про отца, пришедшего к сыну в гости. Искал эпитет к слову "брюки". Витины "красивые брюки" отмёл, не задумываясь: не ателье мод, в самом-то деле! "Любимые брюки" мне тоже не понравились: рядом с любимой рубашкой это выглядело чересчур. В окончательном варианте строчка читалась так:

Смотрю я на него — отец наряжен

В воскресные наглаженные брюки

И в самую любимую рубашку.

Воскресной в простых семьях издавна называли одежду, в которой не стыдно было показаться на людях. Понятно, не в понедельник или среду, а в воскресенье — в выходной день. Отсюда и словосочетание — "воскресные брюки".

Эпитет Вите понравился. На рецензию к Столярову он эти воскресные брюки и отнёс. Однако сборник в перспективный издательский план так и не включили. Возможно, внутренняя рецензия подвела, а может, брюк для сборника оказалось маловато. Что ж, бывает…

3.

Судьба — престранная штука! Вот так иногда вспомню свою жизнь в Куйбышеве — и поймаю себя на мысли: а ведь я мог бы остаться там навсегда. Судьба давала мне шанс закрепиться в этом большом городе, а я этим шансом не воспользовался. До сих пор не решил, хорошо это или плохо. С точки зрения обывателя это, конечно, плохо. Но если представить, какие события обошли бы меня стороной, останься я тогда в Куйбышеве, то получится: всё хорошо! А может быть, и отлично.

Шанс назывался просто: строительный трест "Промстрой". Задержись я в тресте года на два, мог бы запросто хорошее жильё получить. А заодно уж и дачу в пригороде построить. Управляющий трестом мне так и сказал: "Поработайте годик, а там дадим вам квартиру. Обещаю!" Работников печати в те годы жильём не обижали.

Попал я в трест случайно: зашёл в Союз журналистов и поинтересовался насчёт вакансий.

— Вы член Союза журналистов? — спросили у меня.

— А что, разве Горький был членом союза, когда работал в "Самарской газете"? —

вопросом на вопрос ответил я. Терять мне было абсолютно нечего: накануне в поисках вакансии я побывал в горкоме партии. Дальше вахтера меня не пустили.

Союз с любопытством перелистал мою трудовую книжку, подержал в руках студенческий билет и… направил меня в трест "Промстрой".

— Газета только что организовалась, так что вам повезло: первый номер будете выпускать, — добавил Союз с легкой завистью.

Редактор газеты В. Дедиков оказался душа-человек. Вместе мы сходили к управляющему, затем — в отдел кадров. Потом Дедиков привёл меня в маленькую комнату примерно 3х4 и утопил кипятильник в литровой банке с водой.

— Сейчас попьём чаю и поговорим о газете, — сказал Дедиков. И обещание своё выполнил. Правда, чай оказался не ахти каким крепким, да и сахару не грех было бы в стакан добавить, зато разговор о газете оказался интересным и по существу.

Это сейчас для меня четыре полосы формата А3 — всего лишь два листа газетной бумаги размером 297х420 мм, на которых надо разместить газетные материалы. А слова "врезка", "кликун", "лид", "фонарик" давно уже не вызывают робкого трепета. Но тогда, в 81-м, многие тонкости газетной работы были для меня незнакомы.

Отдаю должное Дедикову: тайны мадридского двора он выложил мне за первым же совместным чаем.

— Если придётся писать про баскетболиста Сизоненко, не вздумайте упоминать, что он работает в нашем тресте, — сказал Дедиков. — Пишите просто: спортсмен из команды "Строитель". И всё!

— Это почему? — спросил я.

— Так надо, — сказал редактор. — Вы что, никогда не слышали слово "подснежник"?

— У нас на Сахалине для подснежников климат неподходящий, — пошутил я. В ответ редактор лишь усмехнулся.