Французские копья и топоры беспрепятственно уничтожали сомкнутые ряды тел, многие лишились шлемов и кирас, мертвые падали друг на друга. Французские пехотинцы, пролезая между рыцарями, приканчивали упавших фламандцев ножами, «без всякой жалости, словно это были собаки». Отряд Бурбона и де Куси напал на задние ряды противника, и фламандцы, побросав оружие, обратились в бегство. Филипп ван Артевельде, бившийся в передних рядах, попытался остановить их, но с его позиции сделать это было невозможно. Ему не хватало твердости Черного принца при Пуатье, который управлял битвой с холма. Толпа понесла его назад, и Артевельде был затоптан своими же солдатами, как и знаменосец, а также женщина по имени Большая Марго.

Бурбон и де Куси вскочили на лошадей и повели свой отряд в погоню за беглецами; в ожесточенной схватке они выгнали три тысячи фламандцев из леса, где те собирались держать оборону. Произошел полный разгром. Пока отряд преследовал и убивал противника и гнался за ним до Кортрейна, де Куси и Бурбон прискакали назад, в Рузбек. Король «радостно их встретил и вознес хвалу Господу за победу, которую Он подарил». Сражение окончилось через два часа. Много фламандцев погибло от давки, многие тысячи пали от французского оружия, так что «земля пропиталась кровью». Число убитых казалось фантастическим, во фламандской армии мало кто уцелел. Тела убитых оставили на пищу собакам и воронам, и несколько дней зловоние на поле боя было непереносимым.

Король в своем алом шатре снял боевое облачение и пожелал увидеть Артевельде — живого или мертвого. За вознаграждение в сто франков нашли его тело и положили перед победителями. Некоторое время те смотрели на него в молчании. Король легонько ткнул его ногой. После этого труп унесли и «повесили на дерево». Впоследствии в гобелене с изображением битвы был выткан и Артевельде. Герцог Бургундский постелил этот гобелен на пол, потому что ему нравилось ходить по черни, осмелившейся нарушить заведенный порядок.

Кортрейн был разграблен до основания в отместку за поражение в «битве шпор», случившейся восемьдесят лет назад. Горожане напрасно прятались в подвалах и церквях: солдаты выволакивали их на улицы и убивали. Людовик Мальский на коленях просил пощадить город, но его мольбы проигнорировали. Все дома были разграблены, знатных горожан и их детей пленили в надежде на выкуп. Герцог Бургундский снял с собора часы, лучшие во Фландрии, и перевез их на запряженной ослом телеге в Дижон (где эти часы можно увидеть и сейчас). Когда король уехал, Кортрейн по его приказу подожгли, чтобы «все знали: здесь побывал французский король». Клиссон, вернувшийся в свое нормальное свирепое состояние, тоже приложил руку к этому разгрому.

У оглушительной победы имелся один большой недостаток. Город Гент так и не был взят. Услышав новость о поражении своей армии, горожане впали в ступор и отчаяние, так что если бы французы явились к их воротам через несколько дней после сражения, то «вошли бы без всякого сопротивления». Но в Средние века нередко забывали о политической цели, это можно даже назвать тенденцией. Устав от холода и дождя, насладившись местью и обзаведясь награбленным добром, победители не пошли на север, решив, что Гент сдастся по первому требованию.

Петер ван ден Боске, несмотря на раны, добрался до Гента и вдохновил город; он утверждал, что война не закончена, что зимой французы не придут, а с новыми людьми по весне «мы сделаем больше, чем раньше, и обойдемся без помощи Англии». Англичане, кстати, едва услышав о поражении фламандцев, тотчас прервали переговоры, причем нельзя было сказать, что они «так уж недовольны» результатом. Если бы все пошло по-другому, рассудили они, простонародье возгордилось бы, что привело бы к новому восстанию в их собственной стране.

Впоследствии, когда французы попытались начать переговоры, гентцы вели себя так твердо и надменно, словно это они одержали победу, и наотрез отказались покориться графу Фландрии, — сказали, что признают лишь главенство короля Франции. Граф и в особенности наследник, герцог Филипп Бургундский, такое заявление отвергли. В это время, в конце декабря, слишком поздно было начинать осаду. Восстановив власть короны в остальной Фландрии, несмотря на то, что жители отказались присягать папе Клименту, французы приготовились возвращаться домой. Надо было улаживать дела в Париже.

В первую неделю января 1383 года королевская армия остановилась возле Парижа; послали за прево и магистратами, чтобы удостовериться в покорности столицы. С армией, вдохновленной победой при Рузбеке, корона завоевала больше, чем в предыдущий год, и своей властью она готова была воспользоваться. Бретонские и нормандские отряды расположились полукругом возле Парижа, им не терпелось приступить к грабежу. Огромное ополчение парижан в отчаянной попытке продемонстрировать силу вышло, вооруженное луками, щитами и молотами, и выстроилось за Монмартром в боевой порядок. К ним осторожно выдвинулись переговорщики, среди которых были коннетабль и де Куси. Им поручили оценить истинную численность парижан и уточнить, почему горожане настроены так воинственно. Парижане отвечали, что, мол, хотят, чтобы король убедился в их силе, поскольку по своему малолетству он еще не видел настоящего сопротивления Парижа. Горожанам строго наказали вернуться по домам и сложить оружие, если они желают, чтобы король въехал в Париж. После Рузбека парижане приуныли, их сила была, в общем-то, мнимой, а потому они не стали противиться и повернули назад. И все же король вступил в Париж в сопровождении армии, как в завоеванный город.