— Как наш бухгалтер пляшет, а? — гордо сказала подошедшая директриса крупного омского агентства.

— Так он еще и бухгалтер! — восхитился Док.

Ефиму стало почему-то обидно за своего бухгалтера.

— А зато наш однажды четверых убил [1] , — не вполне уместно похвастался он.

— Не люблю охотников. Ходят и разоряют чужие гнезда, — отвергла Ефимову похвальбу директриса.

— А он не ходил никуда, — гнул свое уязвленный москвич. — Они сами пришли.

Но рекламистка-гринписовка уже отходила к какой-то своей знакомой.

— Не факт, что про это надо всем рассказывать, — мудро заметил ранее посвященный в эту историю Док, ловко открывая вторую бутылку. — Да, и в самом деле, — согласился Ефим. Просто ему очень хотелось общаться, а подходящего объекта все не находилось. — Пойду поброжу по кораблю, — сказал он Доку и пошел внутрь, оставив собеседника наедине с солнцем, ветром и пивом.

Внутри корабля все было так же, как и снаружи. Разве что исчезли солнце и ветер. Но что касается хриплой попсы — недостатка не было, а запах пива, не разбавляемый речным эфиром, был даже куда как гуще.

Ефим прошелся вдоль рядов кресел-диванов, ни на ком не остановив взор. Там, где сидели симпатичные омички, не было свободных мест, а где были места, омички не были симпатичными.

«Вот такая фигня вечно», — только подумал Ефим, как женщина, сидевшая в одиночестве у большого окна, повернулась к нему и приветливо спросила:

— А вы в первый раз в Омске?

«Очень даже симпатичная женщина», — подумал Береславский. Как же славно, что рекламная известность решает многие проблемы коммуникаций.

— Конечно, нет. Довольно часто бываю. Разве вы не были на моих предыдущих лекциях?

— А вы читаете лекции? — удивилась дама.

Это было обидно, но Ефим уже успел разглядеть собеседницу и готов был простить ей многое.

— Вообще-то да, — скромно сказал он.

— По какой теме?

— Реклама, — кратко ответил все же слегка уязвленный Ефим.

— Надо же, — расстроилась собеседница. — Я уж решила — что-нибудь полезное. Вы только не обижайтесь, пожалуйста.

— Пожалуйста, — и в самом деле постарался не обидеться Береславский. — А вы чем занимаетесь? — Он уже сообразил, что на кораблик могли попасть и вполне случайные люди, просто купившие билет в кассе. Хотя случай мог оказаться счастливым.

Дама задумалась.

— Даже и не знаю, — раздумчиво произнесла она. — Финансовой тематикой. Деньги зарабатываю.

— А чем живете?

— Живописью, я думаю, — как-то неохотно призналась она.

— Очень интересно, — обрадовался Береславский. Он и на самом деле трепетно относился к живописи. Будет о чем поговорить после. Умные разговоры до он как-то не очень любил. — А можно будет посмотреть ваши работы? — спросил он живописку. Или живописательницу?

— Пока не знаю, — абсолютно понимающе улыбнулась она.

— Не гожусь в модели? — догадался Ефим.

— Наоборот. Вы меня и привлекли как модель.

— Это что-то новенькое, — искренне удивился рекламист. — Как специалист — привлекал. Как мужик — тоже бывало, особенно раньше. А вот как модель — ни разу.

— Все когда-нибудь случается в первый раз, — мягко произнесла женщина. Это тоже понравилось Ефиму, потому что сказанную ею фразу он сам повторял довольно часто.

Вера — так звали женщину — оказалась интересным человеком. И непонятным даже для такого прожженного людоведа, как Береславский.

Они гуляли по палубе, сидели под деревом на зеленой остановке, сидели рядом за перекусочным столом. И все время разговаривали. И за все время Ефим так и не смог уяснить себе, с кем же он имеет дело.

Впрочем, вопросы глубинного психоанализа занимали его сейчас меньше всего. Вера оказалась женщиной очень красивой, только ее красота, как и ум, открывались не сразу и не всякому.

Даже про возраст было сложно сказать. Может быть, тридцать. А может, с удачной и дорогой пластикой, и все сорок восемь.

Косметики мало, но та, что есть, похоже, отменного качества и очень грамотного применения.

Вера была не слишком спортивная, но вполне женственная: длинные стройные ноги, высокая красивая грудь. Разве что талия не осиная. Но Береславский никогда и не испытывал полового влечения к насекомым.

Фигуру Вера показала минут через сорок после знакомства, когда кораблик подплыл к острову, на котором была намечена зеленая стоянка.

Она, едва сойдя на берег, очень естественным жестом сбросила с себя полупрозрачную черную ткань, ранее бывшую ее платьем, — Ефим даже задумался о конструктивном решении, позволявшем так ловко и стремительно избавляться от одежды.