Уж больно уверенно держится этот малый. Не должен так держаться битый по морде профессор экономики.

А еще — и это, пожалуй, самое главное — буквально утром нарыли профессиональные хлопцы, что было что-то у Береславского сильно неясное в прошлом. Серьезное и непонятное. Жаль, что сразу не придал значения. Действовал бы чуть иначе.

Можно, например, было угнать машину и без привлечения этого чертова профессора. Но сложнее все было бы. Да и убедиться хотелось, что машина Скрепера попала именно к нему, — эта информация была не прямой, а основана на документах «СтройДины». Мало ли как они могли в пути поменяться тачками или надписи специально переклеить. Не воровать же все пять…

Впрочем, теперь полностью менять планы было уже поздно. Придется принимать решения по обстоятельствам.

— Ладно, умник, — поднялся он с трона. — Пойдем, покажу тебе кое-что. Точнее — кое-кого.

— Только кандалы сними, — улыбнулся Береславский. — Я ж не руками силен. А силой мысли.

— Снимите ему, — буркнул босс шестеркам. — Иди за мной, мыслитель. — И пошел в глубь дома.

В маленьком мотеле Скрепова держали недолго, менее суток: ноги в веревках, руки в «браслетах». Потом заклеили скотчем рот и в багажнике легковушки перевезли прямо на островную дачу Гнедышева.

Похоже, ничего не боялся этот тип. Действительно, все схвачено. Раньше-то был куда осмотрительнее.

Если бы Скрепер знал заранее про такую его сегодняшнюю борзость, наверное, не стал бы связываться с порошком. И Пашка остался бы жив — в последнее время мысли о Пашке все чаще приходили ему в голову.

Хотя нет, делиться с Пашкой деньгами он все равно бы не стал. Да и зачем ему Пашка за границей? Там порядочные люди не стреляют друг в друга, а тихо занимаются бизнесом и учат детишек в дорогих школах.

Нет, Пашкина судьба была остаться в России. А безымянная могила — самый естественный конечный пункт для таких, как он.

Но сейчас надо было думать не о Пашке, а о собственной шкуре. Его могли убить в любую минуту после того, как пришел ухмыляющийся Гнедышев и сообщил, что груз в «Ниве», которая идет под третьим номером в колонне автопробега.

Откуда эта тварь узнала? Скрепер ни под какими бы пытками не выдал. Выдать такое — сразу подписать свой приговор.

Да, можно только предполагать, какими связями и какими людьми обладал Гнедышев, чтобы за день свести такую уйму информации: движение денег и имущества «СтройДины», судьбу машины, болтание Скрепова рядом с колонной.

Нет, наверное, вычислили по подарку. Не следовало дарить машину пробежникам. Надо было самому внести какую-то сумму на счет.

Черт, наверняка вычислили по этой несвойственной ему щедрости!

Но самое неприятное было — осознание другого факта. И он, и Гнедышев были бандитами высокого ранга. И он, и Гнедышев никогда не стеснялись убивать.

Но он, Скрепер, так и остался бандюком. А Гнедышев стал реальным деятелем. А ведь не умнее и не хитрее его, вот что обидно!

Что же будет дальше?

До этого хоть не били. Но буквально час назад вошли двое и старательно начистили Скрепову рожу. Защищаться было бесполезно, руки-то за спиной.

Правда, били как-то странно: несильно и не калеча. Но как будто пытаясь достичь максимального «косметического» эффекта. Значит, хотят кому-то показать? Для устрашения, что ли?

«А может, никто и не раздумывал о таких тонкостях, — усмехнулся разбитыми губами Скрепер. — Просто били, куда кулак попадет, и все».

И тут дверь в его комнату-камеру (окошечко было небольшое, и то зарешеченное, а поверху — еще жалюзи) открылась, и в нее вошли сразу четверо.

Двое были незнакомыми пока Скрепову шестерками. Третий — Гнедышев. А вот четвертым был… водитель нафаршированной «Нивы», принявший у Скрепова его данайский дар.

Он был не связан и не избит. Что бы все это значило?

— Узнаете друг друга? — поинтересовался Гнедышев.

— Ты же все и так знаешь. — Говорить Скрепову было больно.

— Ну, для порядку, — ухмыльнулся Гнедышев. Ему было чертовски приятно осознавать свое главенство на вверенном ему жизненном пространстве. — Профессор, как он вам?

— Да нормально, — после краткого, но внимательного осмотра опять неожиданно ответил Береславский. — Гораздо лучше, чем выглядит.

И опять не понравилась Гнедышеву такая его неправильная для занимаемой должности квалификация. Профессор по рекламе должен был испугаться, а еще лучше — упасть в обморок.