Видимо, у майора на секунду открылся дар телепатии или внушения по методу легендарного Кашпировского — но рыцарь поднес свечу прямо к раскрытым глазам Андрея и долгую минуту вглядывался в его черное от «мазута» лицо.

«Что, брат, доходит?!»

Он держался невозмутимо и строго, ибо боялся хихикнуть — глаза брата Ульриха медленно выпячивались из глазниц, рыцарь даже пару раз потер свои очи, словно был не в силах осмыслить увиденное, а массивная челюсть стала отвисать от изумления, если не сказать крепче, раскрыв безупречно сохранившиеся зубы.

— Боже мой! Командор фон Верт!

Стоявший за спиной рыцаря Дитрих, тоже почтенных лет крестоносец, никак не младше по возрасту самого Андрея, схватился левою рукою за грудь и спустя секунду, не в силах устоять на ногах, уселся прямо в бадейку. Хорошо, что кипяток из нее был вылит раньше, а то бы бедолага обварил бы себе пятую точку.

«А мужик явно второй срок служит, еще до Каталауна в орден вступил и настоящего фон Верта видел. Вона его плющит и таращит, бедного, как отца Павла в первый раз!»

— Брат Андреас! Хранитель…

Рыцарь наконец поверил собственным глазам и впал на добрую минуту в столбняк, мотая головой, как гужевая уставшая лошадь, сам боясь поверить в увиденное.

Затем неожиданно встал перед бочкой на колени и, к великому удивлению Андрея, с видимым почтением поцеловал его грязную ладонь, лежащую на краю бочки.

— Прости, брат, не признал…

— К-ха! К-ха!

Тошнота подступила к горлу, Андрей почувствовал резкий запах «мазута». Он мучительно закашлял, его снова вырвало. А затем кашель навалился снова, но другой, хрипящий — следствие долгого нахождения в гибельной ледяной купели.

— Дитрих! Баб сюда зови! Быстро согреть его светлость! Горячего вина с корицей и перцем. И мед разогрейте! Горчицу приготовить для растирания! Быстро!

Брат Ульрих все понял правильно и сразу принял неотложные меры. По его лицу промелькнула тень ужаса, причину которой он разъяснил дрожащим голосом:

— Как бы тебя лихоманка болотная не пробрала, брат-командор! Не сгорел бы ты, простыл сильно! Нет-нет, ничего мне не говори, побереги горло! Сейчас тебя помоют и разогреют!

Приказы рыцаря были исполнены молниеносно. Через несколько секунд в комнатенку вбежали три бабенки, по всей видимости, мывшие его раньше, когда он находился в беспамятстве. Одна лет сорока, худая, как шпалина, некрасивая, даже страшненькая, а вот две помоложе, лет 25–30, одна статная, а другая пухлявая, в домотканых, до пола рубашках. Причем мокрых, которые не столько скрывали, сколько подчеркивали все округлости и выпуклости.

— Тереть его светлость без передышки. Водой горячей постоянно мыть! Сильно замерзли они! Вы и так знаете, что делать! А ты приготовь постель и убирайся вон!

Рыцарь отдал команду лязгающим голосом, перехватив крепкой дланью первую, пожилую женщину и силою отправив ее обратно за дверь. А вот оставшиеся бабенки помоложе действительно все знали и умели. Они сразу взяли Андрея в оборот и, скинув рубашки, нисколько не стесняясь наготы, принялись за него с удвоенной энергией.

Терли, скребли почти без передышки, как стахановцы, прямо прилипали к нему своими телесами, пышущими жаром не хуже кипятка, постоянно обмывая чистою горячей водою.

Грязную муть незамедлительно черпали из бочки и уносили два молодых орденца, что краешками глаз постоянно косились на разгоряченные женские тела.

Андрей чувствовал себя султаном в гареме, малейшие желания которого тут же выполняются. Да и выпил немало — вино с пряностями и горячий хмельной мед в него вливали в больших количествах, так что к концу мытья он окосел — пил ведь на голодный желудок и после жуткого стресса.

И самое постыдное, что его организм среагировал на женскую близость самым естественным образом, положенным самой природою, что его сразу изрядно сконфузило.

— Эй, вы, — скомандовал рыцарь женщинам, заметив некоторое смущение командора, стоявшего в бочке греческим Аполлоном, только без фигового листочка на том месте. Да и не спрятал бы там ничего этот лист, поздно, да и размер нужен побольше, — быстро греть постель его светлости! Там все растирания приготовлены, так что все за вами. Пошли отсюда!

Женщины без всякого смущения выскочили из комнаты, но бросили на Никитина такие жадные взгляды, что тому стало неуютно. Он уже понял, что притирания и снадобья будут не самым главным средством в лечении. И с умоляющим взором повернулся к Ульриху, который с помощью оруженосца укутывал Андрея в меховой плащ.