— Сказал, что утром собирается в Таганрог. Вроде, он там живет.

— Тогда где был ты?

— Спал на полу, а он на диване. Потом я проснулся, выпить нету, и поднялся на третий этаж, — сосед с женой в подтверждение дружно закивали. — Вечером стучались, стучались, но ты нам не открыл. Думали, и сегодня не будет, к Людмиле уехал.

Покосившись на притихшую Сайгель, я поднялся, пошарил в шкафу. Сумки с деньгами не оказалось. Но я мог перепрятать ее в другое место. Действительно, она нашлась под грудой проводов и шлангов на кухне. Рядом с мусорным ведром, из которого выглядывали острые края здоровенного кирпича с присохшим цементом. От его вида по груди прокатилась волна резкого холода. Черт возьми, предыдущая ночь могла оказаться последней. Где я мог подцепить этого идиота и зачем приводил домой, осталось за гранью памяти. Но сумку, слава Богу, не нашли, деньги, ложки на месте. Выдернув из пачки два «червонца», я спрятал заначку и вернулся к гостям, с живым интересом принявшимся допытываться, что пропало.

— Ничего, — вяло отмахнулся я. — Скажи еще спасибо, что живой.

— Магнитофона нет, — заметил пропажу и сосед. — Часы лежали на полке книжного шкафа, серебряный браслет…. Сколько раз говорил, не запускай чужих, обчистят — глазом не моргнут.

Хотелось крикнуть, а вы не пьете за мой счет, не воруете деньги? Но в душе образовалась пустота. Краем глаза вдруг заметил в ушах Зуфры знакомые сережки, перстенек на среднем пальце левой руки. Наверное, ночью подарил золото сам. Во рту стало сухо, словно неделю не видел воды.

— Все в мире закономерно, — осипшим голосом просипел я. — Так мне и надо. Наливайте, братцы, продолжим.

Скоро запасы спиртного закончились, надо было кому-то идти за новой порцией. Зуфра быстренько собралась и ушла, забыв упавшие под спинку кровати трусики. Гости засуетились тоже, хотя я не противился продолжению пьянки, не испытывая желания оставаться в одиночестве. Жена соседа еле держалась на ногах. Вместе с Андреем он подхватил ее под мышки и поволок к себе на третий этаж. Я протянул незнакомке «червонец».

— Хорошо, — немного подумав, согласилась она. — Но больше не открывай никому. Вообще никого не пускай.

Она пришла через несколько минут с тремя бутылками вина, пачкой сигарет и кульком развесного печенья. Мы долго сидели молча, изредка опорожняя бокалы. Она была симпатичная, как все южане со смешанной кровью. Открытый взгляд больших карих глаз, тонкие высокие брови, узкие скулы и резко очерченный красивый рот. Простенькая кофточка обтягивала солидные груди, потертые джинсы едва не трещали на полных ляжках. Сбитая бабенка.

— Ты тоже алкашка? — невежливо нарушил я молчание.

— Хуже, — полуопустив черные ресницы, обернулась она ко мне. Взгляд стоячий, мало что отражающий. — Я наркоманка.

— Понятно, — хмыкнул я, ее слова только подтвердили первоначальное предположение о схожести бессмысленного выражения глаз с Арутюновыми, когда тот «уколотый». — От вина тебе никакого кайфа.

— Есть что-то, но слабо.

Она чем-то раздражала. Нравилась и одновременно вызывала стойкую злость. Может быть, отсутствующим взглядом, пагубной привычкой к наркотикам, тем, что ей ничего не надо. Ничем и не поможешь.

— Переспишь со мной? — предложил я, заранее решив, что если откажет — выгоню.

— Сама об этом подумала.

Она встала с дивана, расстегнула джинсы, аккуратно сложив, повесила на спинку стула. Сдернув кофточку, освободилась от лифчика и нырнула под одеяло. Я последовал ее примеру, на мгновение ощутив, что член еще липкий. Но стоял, как телеграфный столб. Полные половые губы со сляканьем облизали головку, лобок был удобным, высоким, густо заросшим жесткими кучерявыми завитушками. С такими женщинами приятно заниматься любовью только обычным способом. Не как с Зуфрой. Ту можно ставить хоть буквой «зю». Несколькими толчками я дошел по тесному влагалищу до упора, ощутив, что шейка матки находится не впереди, а осталась внизу, под набухшим семявыводящим каналом. Наверное, загиб. По этой причине она, скорее всего, еще не рожала. Правда, вторая моя жена с таким нередким у женщин дефектом, забеременела где-то через полгода. Женщина напряглась, подалась вперед, обхватив ляжками мои бедра. Было приятно сознавать свое превосходство над ней. Я чувствовал, что кончу не скоро. Минут пятнадцать мы прилежно старались удовлетворить друг друга. Наконец, она расслабилась, тяжело дыша, откинула голову на подушку:

— Не могу…. Кончай сам…

Она или стеснялась, или в связи с употреблением наркотиков утратила всякие чувства. После отказа от продолжения полового акта показалось, что приходится насиловать резиновую куклу. Не давая остыть члену, я ускорил движения, одновременно напрягая низ живота и ягодицы. Недоставало, чтобы яйца не опорожнились от семени. Тогда долго придется терпеть ноющую боль в них, испытывать неудобства от не исполненного до конца мужского долга. Прижав головку к нижней стенке влагалища, я несколько раз пропахал ею взад-вперед, и застонал, ощутив медленно и неотвратимо надвигающуюся волну страсти. Подергавшись некоторое время в непроизвольных конвульсиях, отвалился набок выпотрошенным тряпичным манекеном. Пот заливал глаза, в голове слабо позванивало, будто оборвалась туго натянутая над коркой головного мозга струна. Она сдула бисеринки, во множестве усеявшие ее пухлую верхнюю губу, положила руку на мое плечо:

— Никого не пускай, прошу тебя.

— Почему? — отдуваясь, скосил я глаза.

— Тогда мы сможем побороться за себя, пересилить себя. Не пить и не колоться. В противном случае…

— Ты живешь одна? — догадавшись, перебил я ее.

— Да… Они ломятся в дверь утром и вечером, днем и ночью. Сколько раз я спускала на них свою овчарку, но они перестали ее бояться.

— Уедь куда-нибудь.

— Уезжала…. И приезжала. Работы нет, денег тоже. Пожалуйста, не открывай. Хотя бы дня три.