Рыжий внимательно оглядел тесную клетушку и сделал вывод:

– Подушек, значит, тоже нет. Мягких перин и матрацев не наблюдается.
– Залезая на остатки соломы, он сокрушался, - Швейцары вооружены до зубов, полнейшие хамы и быдло. Обслуживающего персонала нет, багаж украли прямо на пороге. Соседи по номеру чуть ли не столетние старики. Кошмар! Надо менять гостиницу.
– Взглянув на улыбающихся ребят, подозрительно заметил, - Чего скалитесь? Молодых и красивых давно не видели?

– Не кипятись, через несколько месяцев такой же будешь.

– Прежде чем пожелать мне доброй ночи, может, скажете приветственное слово новосёлам? Что в данном заведении можно, а что категорически запрещено? Лица женского пола недревнего возраста тут водятся?
– закидал вопросами рыжий.

– Извольте, - согласился Илья.
– Во-первых, сэр, вы прибыли в общество джентльменов под именами Николай и Илья...

– Очень приятно, джентльмены, а мы - Никита, по прозвищу Добрыня, - рыжий кивнул на своего товарища-брюнета, - и Артур Сергеевич, собственной персоной...

– ... по прозвищу Алёша Попович, - добавил Никита.

– Не будем отвлекаться и продолжим. Во-вторых, как и вам, наверно, объяснила старая перечница с погонялом Верховный, вы - преступники и отбываете наказание на каторге в течение девяноста лет...

Артур подскочил, словно его ужалили, ударившись при этом о верхние доски.

– Кто преступники? МЫ? Я думал эта старая вешалка одна тут сбрендившая, а оказывается что это целый подпольный сумасшедший дом престарелых! Да мы с Никитой только на дембель вышли! Наши доблестные ВДВ со слезами на глазах нас проводили, а в поезде две шмары нас закадрили, вином угостили и мы "отъехали" с первой же рюмки. Очнулись, а вокруг амбалы с копьями стоят и права качают!..

– Успокойся и сбавь громкость. Пусть люди поспят после работы. Для успокоения могу добавить, что преступников на каторге немного, больше эти ярлыки просто развешаны на людей для морального подавления. За года жизни и нечеловеческого труда некоторые из-за самокопания в душе сходят с ума, что на руку Верховному и его прихлебателям.
– В бараке наступила тишина, нарушаемая сонным сопением и храпом уставших людей. Илья спокойно рассказал о порядках на каторге и неожиданно спросил, - Вы каких званий, десантники? И почему так поздно на дембель едете?

Артур неожиданно стушевался и его выручил Никита:

– Я сержант, а Артура разжаловали в рядовые. Я ждал, когда его с гауптвахты отпустят. Поэтому и задержались.

– Значит поступаете под наше командование...

– ЧТО?!!
– Артур весь барак был готов поднять на ноги, но, заметив успокаивающий жест, продолжил уже шепотом, кипящим от возмущения, - В какое подчинение? Да рядовой ВДВ равен пехотному майору!!!

– Ну а мы не майоры, а сержанты, но только не пехоты, а разведчиков морской пехоты. Так что мы почти равны. Пора заканчивать наши посиделки, но может быть до утра вы попробуете решить одну задачку? Нам бы объединить всех, веру возродить, а то люди ходят как мешком пришибленные, подозревают друг дружку во всех смертных грехах.

– Песня для этого нужна!
– Догадался Артур, а Никита от смеха чуть всех соседей не разбудил.

– Чего ты в этом смешного нашёл?
– Удивился Илья, - Артур же правильно про песню придумал. Вот она и сможет нас объединить.

– Да за песню Артура и разжаловали!
– пояснил икающий от смеха Никита.
– Он при проверяющем из Москвы ТАКУЮ запел, что полк от смеха как от артобстрела на плацу полёг.

– Вот с неё мы и начнём, - решил Николай.

Утром главный надзиратель, верзила под два метра, с тупым как у булыжника лицом и с таким же интеллектом, зашёл со своими помощниками и заорал:

– Вставайте, ублюдки!

– От ублюдка слышу!
– раздалось в ответ. Каторжане с недоумением уставились на рыжего парня, который грациозно спрыгнул на пол, принял позу курящего сигару джентльмена и, поправив воображаемый монокль, обратился к группе надзирателей.
– Между прочим, без чашечки кофею я и шага не сделаю, не прочитав же утренних газет и не приняв ванну с благовониями я на улицу не ходок.
– Стряхнув "пепел" с "сигары" Артур продолжал с возрастающим возмущением, - Мы же договаривались с вашим шефом, что с утра будут хохмочки, потом лёгонький завтрак и уж потом работа в студенческом отряде на свежем воздухе. Да и вообще, ишаки вы минзадаровские, чего врываетесь без стука? Вдруг я не одет?

У главного надзирателя что-то в голове не могло сойтись. Он не мог понять, что происходит, почему никто не трепещет в ожидании удара кнутом и не бежит на выход испуганно сжавшись, а наоборот, со всех углов барака всё слышней и слышней раздаются звуки, подозрительно смахивающие на смешки. Оглянувшись на своих помощников, у которых нижние челюсти от удивления находились в районе пупков, надзиратель понял, что над ним издеваются и довольно удачно.

– Ну, чего ты, гомодрил, стоишь полным истуканом и не несёшь мне халат и тапочки? Совсем нюх потерял? Забыл, как я тебя по попке в детстве шлёпал, когда ты не на горшок, а в штаны ходил? Шевелись! Живо!