При вечернем и утреннем свете
вернуться

Сухарев (Сахаров) Дмитрий Антонович
Шрифт:

Баллада о парижских похождениях московского барда и менестреля Александра Дулова, кандидата химических наук

Саша Дулов, прославленный бард, Был в Париже в порядке обмена. Заложил он гитару в ломбард, Он решил потрудиться отменно. Не нужны ему, нет, не нужны Все парижские ваши экзоты, Здесь святые огни зажжены Для глубокой научной работы. О Пари! О Пари! Клод Бернар, Мари Кюри! Но не знал обаятельный бард, По парижским гуляя бульварам, Что парижский бульвар — не Арбат, Где столкнуться нельзя с писсуаром. Он столкнулся разок и другой И сурово подумал на третьем: «Пейте-лейте, а я ни ногой, Я приехал сюда не за этим». И пошел Не спеша Наш доктор Дюлофф Саша. Вот в Россию вернулся наш бард, И спросил академик Капица: «Неужели спортивный азарт Не помог вам хоть раз оступиться? Доведись мне в Париже пожить, Не боялся б я злого навета, Я бы вето не смог наложить Ни на то, милый друг, ни на это… Плас Пигаль… О Париж! Уи, мусье,— ноблес оближ». И теперь знаменитый певец Не дождется опять приглашенья, Чтоб приехать в Париж наконец И воздать за свои прегрешенья. Пусть придурки в научной тюрьме Ту же жижу разводят пожиже, А у барда не то на уме — Он найдет чем заняться в Париже! Визави… Рандеву… Не зови меня в Москву! 1974

Альма-матер

Альма-матер, альма-матер — Легкая ладья, Белой скатертью дорога В ясные края. Альма-матер, альма-матер, Молодая прыть. Обнимись, народ лохматый, Нам далёко плыть! Вид отважный, облик дружный, Ветер влажный, ветер южный, Парус над волной. Волны катятся полого, Белой скатертью дорога — Вечер выпускной. Альма-матер, альма-матер — Старый драндулет, Над кормой висит громада Набежавших лет. Ветер грозный, век железный, И огонь задут. Здравствуй, здравствуй, пес облезлый, - Как тебя зовут? Обними покрепче брата. Он тебя любил когда-то — Давние дела. Пожелай совсем немного: Чтобы нам с тобой дорога Скатертью была. Альма-матер, альма-матер, Прежних дней пиры! Не забудем аромата Выпускной поры. Лег на плечи, лег на плечи Наш нелегкий век. Обними меня покрепче, Верный человек! Видишь, карточка помята — В лыжных курточках щенята, Смерти — ни одной. Волны катятся полого, Белой скатертью дорога — Вечер выпускной. 1978

На свадьбе, на свадьбе

На свадьбе Поэта с актрисой Ларисой Курзо, Где было полсвета, а не был один Доризо, Но было, ах, было полсвета — и Мэтр, и Олег, И Мастер Пуцыло, и сто достославных коллег; На свадьбе, на свадьбе, в Никитской смурной слобод Так весело было не знавшей о близкой беде Актриске Лариске, не ведавшей вовсе, что ей Так бедно и скудно, так скупо отпущено дней. И набузовавшийся до положения риз, Один из набравшихся (то есть надравшихся из) Вдруг вспомнил о культе, и всхлипнул, и выхватил кольт, Чтоб смачные пули свистали меж смачных икот; И ментор Поэта, поддавший за русскую речь, Скакал без штиблета, попавшего в русскую печь, И требовал ласки, за бабу приняв мужика, А тот для острастки на Мэтра взирал свысока; И буйное пламя сжирало штиблет, хохоча, И буйные пули дробились о светлые лбы, И, булькая чревом, кренилась бутыль первача, И всё это билось, клубилось, рвалось из избы; И всё это пело, гудело, как дивный хорал, И мытарь культуры взвивался и кольтом играл, И пастырь, как пластырь, всё ластился в дивном бреду И требовал клятвы, что я к нему с лаской приду. Но солнечно было в кромешной курной слепоте, В потешной и грешной в Никитской дурной слободе, Лишь плакала дева, не знавшая вовсе, что ей Так бедно и скудно, так скупо отпущено дней. 1985

«Из деревьев нравится орешня…»

Из деревьев нравится орешня; Иногда случалась полоса, И лежал я под орешней лежмя Во блаженстве целых полчаса. Из занятий нравится беседа О грядущем, сущем и былом,— Чтоб не ради сельди и десерта Собирались гости за столом. Под орешней стол могу поставить, На столе кувшин соорудить, Одного мне только не представить — Как бы всех под кроной рассадить? Как бы всех, кто душеньке но нраву, Разместить за дружеским столом, Чтобы нам беседовать на славу О грядущем, сущем и былом. 1977

«Не мне нанизывать на нить…»

Не мне нанизывать на нить Безликих чисел ожерелье, Привык я более ценить Наитие и озаренье. Нет, я не верю в мощь числа — Лишь чувству истина открыта! С упрямством старого осла На вкус оцениваю жито. Зато с упорством муравья Я верю в черную работу: Знакомство с фактами, друзья, Полезней чувству, чем расчету. Ведь факт имеет плоть, а плоть Имеет плотность и фактуру. Сумеем плоть перемолоть, Глядишь, раскусим и натуру. 1973

Летняя элегия

Я детей своих отправлю В направлении разлуки — На черничку, на брусничку, На все лето, на весь век. Сам стопы свои направлю В направлении науки, У меня свободны руки, Я свободный человек. Я в науке вроде дядьки Иль, верней сказать, наседки — У меня чужие детки, Все равны, как на подбор. А моих лелеют тетки, И мои как птички в клетке Иль, верней, как рыбки в сетке Там калитка и забор. За калиткой методички Заполняют рапортички, Промеж деток массовички Вьются, вьются — не унять. Все скандируют речевки И штудируют текстовки… Я сижу с учениками, Силюсь истину понять. Мы эвристику применим При решении задачи, Мы игрой воображенья Схватим истину живьем. И, покончив с делом этим, Птичку-галочку отметим, Проскандируем речевку, Рапортичку пожуем… 1977

«Бремя денег меня не томило…»

Бремя денег меня не томило, Бремя славы меня обошло, Вот и было мне просто и мило, Вот и не было мне тяжело. Что имел, то взрастил самолично, Что купил, заработал трудом, Вот и не было мне безразлично, Что творится в душе и кругом. Бремя связей мне рук не связало, С легким сердцем и вольной душой Я садился в метро у вокзала, Ехал быстро и жил на большой. И мои золотые потомки Подрастут и простят старику, Что спешил в человечьем потоке Не за славой, а так — ко звонку. Что нехитрые песни мурлыкал, Что нечасто сорочку стирал, Что порою со льстивой улыбкой В проходной на вахтера взирал. 1977

Кончена дружба

Кончена дружба — дороженьки врозь. Как не отметить событие это? Все же немало пожито, попето, Славно нам пелось и славно жилось. Сядем, как прежде, и сыр пожуем, Чаши наполним и души остудим, Что пережито, того не забудем, Что позабудется — переживем. Все, что простительно, то прощено, Что непростительно, то не простится, Можно б ругаться, но проще проститься, Кончена дружба — допьемте вино. Кончена песня, и ночь на дворе, Спеть бы другую, да поздно, да поздно, Швы разошлись, разойдемся порозно — Ночь на дворе, и виски в серебре. Все же позвольте, тряхнув сединой, Пару слезинок глотнуть напоследок: В том-то и дело, что больно он редок — Дружбы старинной напиток хмельной. 1976