Помню, в первых числах декабря в роте среди наших старших товарищей прошел слух о том, что в ближайший вторник офицеры-политработники будут проверять готовность руководителей групп к проведению политических занятий. Откуда такая информация, поинтересовались мы. «От друзей из политотдела», — сказал замполит. Ротный предупредил, чтобы к занятиям готовились основательно и на совещании в штабе дивизии потом не пришлось краснеть.

В понедельник до обеда занимались разведывательной подготовкой в районе кишлака Акпиляль. Там резко пересеченная местность, есть небольшие посадки. Место для игры в разведчиков вполне подходящее. На таких занятиях, чтобы они интереснее и поучительнее проходили, мы заранее обговаривали тактическую обстановку: кто ведет разведку, а кто организует засаду, и наоборот. Обстановка в зависимости от темы занятий. В ходе занятий отдаляешься от города километров на шесть-восемь. И чтобы не опоздать на обед, приходилось совершать марш-броски. Конечно, в расположение возвращались взмыленными.

Вечером Пидник в канцелярии роты напомнил нам о завтрашнем дне и о проверке политзанятий. На следующее утро я был ответственным в роте. Прибыл за несколько минут до общего подъема. Дежурный доложил, что в роте все в порядке. После подъема солдаты стали готовить классы, в которых будут проводиться политзанятия. Потихоньку стали подтягиваться и остальные офицеры. Чувство ответственности обязывало явиться сегодня раньше.

Вдруг к телефону пригласили ротного. После разговора комроты сказал: «К нам в гости придет секретарь партийной комиссии дивизии подполковник Харахашьян». Видеть-го его мы видели, но что он за человек, не знали. «Чередник, — сказал Харахашьян, — понимающий офицер, что нужно, подскажет». Тема политических занятий была семинарская, а сегодня лекция. То есть два часа надо было о чем-то говорить, да еще в присутствии проверяющего. Для подготовки к занятиям, как правило, использовали учебник «На страже Родины», журнал «Коммунист Вооруженных сил», окружную газету «Фрунзевец», а также сообщения по радио и телевидению. За взводом был закреплен класс разведывательной подготовки. В нем я всегда проводил занятия, в том числе и политические. Класс был первой аудиторией на пути движения начальника из штаба дивизии в роту. Они могли сначала зайти в класс, а затем в роту. Так оно и случилось. Представитель политотдела зашел во взвод. Я по звонку занятие не начинал, ждал прихода Харахашьяна, а то, не дай бог, выдохнусь на первом часе и потом думай, чем дальше солдат тешить. В армии говорят: чем отличается командир взвода от профессора? Тем, что профессор знает много, но преподает одну дисциплину, а командир взвода знает мало, но своих солдат должен учить всему. Я подал команду и доложил подполковнику, что провожу политзанятия по такой-то теме. Он сел на свободное место за последний стол. Сначала немного разволновался, аж вспотел, потом намотал нервы на кулак и начал лекцию. Читал медленно, чтобы солдаты успевали записывать. Делал отступления, пользовался политической картой мира. Видно, получилось все хорошо, потому что проверяющий поднялся и стал прохаживаться между столами, смотреть конспекты у солдат. Иногда задавал вопросы, и разведчики на них отвечали. Затем он обратился ко мне, спросил, как долго я служу в Фергане. «Да всего три месяца». — «И как тебе Фергана?» Рассказал все, что знал о городе, о республике.

В это время в учебном корпусе послышалась команда окончить первый час занятий. Чувствую, проверяющий доволен организацией занятия и моей болтологией. Выходя из класса, сказал: «Лейтенант, продолжай в том же духе», — и направился в роту. Позднее, на служебном совещании, инспекционный вояж политработников в подразделения был разрекламирован как нечто сенсационное в их работе. Среди отмеченных назвали разведчиков, взвод связи, Агузарова и мой разведывательный взвод. О том, как нас хвалили в верхах, рассказывал ротный, который всегда присутствовал на подобных совещаниях. Это был мой первый плюс в офицерской карьере.

На следующее утро мы всей ротой выходили на стрельбище, но разведчики шли каждый своим маршрутом. По пути отрабатывали вопросы разведывательной подготовки. Всеми действиями разведывательных органов руководил Чередник. Поскольку он, как первый заместитель, отвечал за боевую подготовку роты, ему нравилось накручивать сложную тактическую обстановку, которая вынуждала как бы стравливать разведгруппы между собой. Местность — огромное пространство, резкопересеченное, простиралось на десятки километров. Нам завидовали европейские дивизии, у которых полигоны были ограничены сельскохозяйственными угодьями. Холостых маршей разведчики на стрельбище и обратно не совершали, имели место разведывательная подготовка или марш-бросок. Пока разведчики воевали друг с другом, ротный готовил стрельбище, чтобы после небольшого перекура приступить к выполнению учебных стрельб. Стрельбище только совершенствовалось в соответствии с новым курсом стрельб, и на первых порах нужно было пораньше приезжать, чтобы все подготовить вовремя. Из-за отсутствия своей подстанции и с электричеством часто возникали проблемы. Часа через три разведчики прибыли на стрельбище. Ротный без нас уже «соскучился» и с нетерпением ждал нашего прибытия. Стрельбища по отношению к Фергане было выше метров на триста. Поэтому он высматривал нас, но мы всегда появлялись неожиданно и совсем с другой стороны. Честно говоря, офицеры его недолюбливали. Был он всегда хмурым, чем-то недовольным. С ним особо и разговаривать не хотелось. В разведку пришел с должности командира парашютно-десантной роты. Петряков был более коммуникабельным офицером, но у нас командиров не выбирают, а назначают или присылают сверху.

Отстреляли разведчики уверенно. Два перестрела были у связистов. Мы их дразнили «интеллигентами» за то, что у них было мало полевых занятий. Они в основном учились работать на ключе в классе. Постепенно они, по экипажам, стали придаваться разведчикам на полевые занятия. Эта идея была полезной для всех. Радисты стали привыкать к своим группам. Вот и сейчас ротный рассадил связистов на автомобиль и укатил в расположение. Однако успел сказать: «Разведчики, выдвигайтесь в сторону Ферганы, а машина за вами вернется». Пока машина вернется, пройдет приличное время. Мы ноги в руки и побежали в Фергану. Дома нас с улыбкой встретила хозяйка, предупредила: «Ребята, вечером в столовую не ходить, кормить вас буду пельменями». Оказывается, у них рос кабанчик, и они его сегодня оприходовали. Мы раньше все не могли сообразить, что хозяин каждый вечер приносит в мешке. Оказалось, корм для кабанчика. Ближе к вечеру Николай мне показывает на часы: ты помнишь? Собрались было уходить. Звонок: «Где Скрынников? Его приглашает главный комсомолец дивизии и весьма срочно». Настроение сразу сошло на ноль. «Коля, ты иди, а я, как только дела решу, так сразу и приду». До штаба шли вместе. Капитан Глотов, комсомольский вожак дивизии, поздоровался: «Мы тебе выделили новое иллюстрированное пособие для ленинской комнаты». — «А при чем я?» — «Так ведь Герасимов в командировке, а ты секретарь комсомольской организации. Вот и карты тебе в руки». — «В роте еще есть секретарь партийной организации». — «А ты радуйся, что тебе доверяют». На этом разговор окончился. Я взял две стопки каких-то пособий и пулей в роту. Выхожу из расположения, навстречу ротный: «Зайди в канцелярию». Ну, блин, думаю, невезуха какая-то, пельменей сегодня не достанется. «Я только что из автопарка. Один БРДМ твоего взвода надо расконсервировать, поговори с механиками-водителями, какой. Будет показ техники молодым солдатам, от нас тоже одна машина». А мне не терпится, надо бежать, пельмени стынут, а он не вовремя, как будто не будет завтрашнего дня. Бегу вдоль военного городка и радуюсь, хорошо, что не по городу, а то люди шарахались бы в сторону. Немного запыхавшись, звоню, дверь калитки открывает хозяйская дочь Людмила. Симпатичная девчонка, в десятом классе учится, готовится поступать в институт. «Тебя все заждались». — «А ты тоже?» Она смущенно фыркнула. «Давай, умывайся», — и подает мне полотенце. Захожу в дом и сразу попал в облако аромата от пельменей. Набегался, чувствую, разогревается аппетит. Захожу в комнату, а там полно народу. Тетя Шура дочке: «Люда, ухаживай за Мишей!» Осмотрелся, все свои, но одна девушка незнакомая. Оказывается, это соседская девушка и уже знакомая нашего Виталия. Вот шустрый, подумал я, и представился. Она отрекомендовалась Светланой. Людмила принесла большую тарелку пельменей, они так аппетитно выглядели, распространяя вкусный запах по комнате. Хозяин командует: «Хлопцы, наливай!» Мне показалось, что хозяин уже не один стакан пропустил. Выпили за встречу, с большим удовольствием опустошил тарелку. Людмила мне тихонько: «Ты здорово не молоти, добавки не будет! Надо вовремя приходить». — «Так ведь служба». Вот язва, подумал я. «А виноград можно?» — «Можно!» Виноград у хозяина был вкусный. Гроздья огромные, много во дворе, но высоко. Сидели за столом долго. Хозяин даже песню про Чапаева запел, но хозяйка его вовремя остановила. Потом она и девчата собрали посуду со стола и ушли мыть. Хозяин Александру: «Давай, наливай, пока хозяйки нет». У меня спрашивает: «Ты хорошо поел?» — «Да, спасибо», — ответил я. Вечеринка закончилась. Все разошлись по домам, мы, квартиранты, по комнатам. Николай сказал: «После домашней обстановки и настроение лучше становится, как будто у мамы побывал. Давай отдыхать, а то мне завтра на подъем».

Утром, как обычно, собрались в канцелярии роты. Командир придирчиво окинул нас взглядом и сказал: «Сейчас все идем к Добровольскому». Мы недоуменно посмотрели друг на друга. Может, что-то случилось? Старшине поручили организовать занятие по строевой подготовке с личным составом роты, пока мы будем отсутствовать, а сами направились в штаб дивизии. Вошли в приемную комнату, дверь в кабинет начальника штаба была открыта. Он увидел нас и пригласил зайти. Встал из-за стола подошел, пожал каждому руку. «Присаживайтесь», — и указал на стулья. Разговор начал с того, что в гарнизоне заметно стала падать дисциплина и внешний вид военнослужащих. Начальником гарнизона принято решение незамедлительно поправить положение дел в гарнизоне. К несению патрульной службы в гарнизоне привлечь дивизионную разведывательную роту. «А вы знаете, порой едешь по городу и неприятно смотреть на эту расхлябанность, даже кто-то из членов бюро обкома на поведение солдат обратил внимание и комдиву высказал неудовольствие. Особенно плохой внешний вид у военных строителей, да и авиаторы не отстают. Патрулирование в городе начинать с завтрашнего дня. Инструктаж в военной комендатуре. Начальники патруля должны особенно следить за своим внешним видом. Генерал Калинин на вас возлагает большие надежды. Надо постараться. Вы свободны, товарищи офицеры».

Возвращаясь в роту, встретили капитана Королева, начальника разведки полка. В свое время он был командиром нашей роты. Но потом случай сыграл с ним злую шутку. А виновником был все тот же любимый личный состав роты. В районе текстильного комбината находилось два женских общежития, а рядышком клуб текстильщиков. Молодежи в том районе было много, собирались в клубе. Само собой разумеется, с увольнительной туда заглядывали и солдаты, да и самовольщики табунами ходили. В основном это были военные строители и летчики, которые размещались в крепости, недалеко от общежитий. Одним словом, это место было рассадником неприятностей. Часто происходили драки между солдатами и местной молодежью. В основном начинали крымские татары, их отцов и дедов Сталин выселил в свое время из Крыма. Однажды в клубе текстильщиков произошла драка разведчиков с местной молодежью. Силы, конечно же, были неравными. Крымчаки ордой налетели на разведчиков. Этот бой наши ребята проиграли, но сдаваться не собирались. Вернулись в роту, а дело было перед ужином, и рассказали обо всем. Кто-то из сержантов построил роту, и разведчики строем вышли в город. Все, как учили, флажки впереди и сзади, рядом идет бравый сержант и командует. Никто из командиров на них внимания не обратил. Минут через тридцать разведчики зашли в клуб. Перекрыли все выходы и входы. Девушек отделили от парней. И стали разведчики отрабатывать приемы рукопашного боя на татарах. Били крепко, по-настоящему, по-мужски, дали урок на будущее. Разведчики были здоровыми и, самое главное, тренированными солдатами. Когда всех отмолотили, построились и опять же строем вернулись в расположение роты. Все было бы тихо, но на беду, там оказался кто-то из горкома комсомола. Ему тоже прилично досталось. Вот он шум и поднял. Дошло до местных властей, те позвонили командиру дивизии. Командир дивизии был членом бюро обкома, а начальник политотдела — членом бюро горкома. Через несколько дней разведчиков вычислили. Виноватым оказался командир роты. К нему и были приняты штрафные санкции. Капитана Королева сняли с роты и назначили командиром парашютно-десантной роты в местный полк. Позднее он стал начальником разведки полка. Тем не менее больше драк не повторялось.

В роте провели совещание и обсудили задание, которое получили от начальника штаба. Решили ежедневно для несения службы в городе выставлять по четыре офицерских патруля. Один офицер и с ним два разведчика из числа только старослужащих. Составили график и список заступающих на дежурство. Заместители ротного выбирали патрульных из числа своих бывших подразделений.

В день заступления на службу все четыре патруля прибыли в комендатуру на инструктаж. Военным комендантом был фронтовик, полковник Самыгин. В дивизии ходил слух, что в его личном деле есть представление к званию Героя Советского Союза. На фронте он командовал истребительно-противотанковым дивизионом. Как-то туманным утром наблюдатели орут: «Танки…» Самыгин командует: «Дивизион, к бою! По танкам огонь!» Три танка дивизион подбивает. Они горят, как свечки. Но со стороны подбитых танков доносится отборный русский мат! «Прекратить стрельбу», — последовала другая команда, и артиллеристы сразу же доложили наверх о том, что случилось на передовой. Стали разбираться, оказывается, наш танковый батальон совершил марш в какой-то район, но в тумане заблудился и перешел линию фронта. Прошел несколько километров в глубь территории, которая была под немцем. Уже перед позициями немцев комбат понял, что не туда ведет батальон и повернул обратно и оказался перед позицией противотанкового дивизиона, а наши, приняв в тумане их за немцев, открыли огонь. Потерю трех машин комбату простили и вначале даже собрали документы для представления, но потом в присвоении звания Героя отказали.