Лазарев порой жалел Соню. И думал, что жалость — чувство, как раз далекое от любви, вопреки известному утверждению. Жалеют и дворовую кошку, и бродячую собаку, и мишку в клетке… Но вряд ли кто-нибудь осмелится утверждать, что это и есть любовь.

Через два дня Соня принесла номера телефонов и адреса.

Лазарев, замирая от страха, дрожащей рукой — известный трансплантолог, блин! — набрал первый номер…

Богатенький и на диво расщедрившийся хозяин проявил себя во всю ширь гораздо позже. Тогда Ситников, совершенно случайно, ненароком напившись у друга на свадьбе, упал поздно ночью, выходя из такси, зацепившись за порог машины, и сломал ногу. И хозяин сделал все, чтобы верный охранник побыстрее встал на ноги. Дмитрия положили в Институт травматологии и ортопедии, в отдельную палату, бизнесмен все безмолвно оплачивал, приезжал навещать, сурово отчитывал сметанно бледнеющих под его холодным оком сестричек, распекал на все лады врачей и присаживался возле кровати Дмитрия. Минут на пять-шесть. Больше ему не позволяла его бурная предпринимательская жизнь.

— Бизнес — это страшная молотилка! Настоящая мордобойка! — жаловался он Ситникову, но своей деятельности не прекращал. — А ты тут как? Если что не по тебе, мигом давай мне знать! Я их всех тут моментально скручу, как мокрую варежку!

Дмитрий великодушничал:

— Не надо! Они стараются как могут. Прямо выбиваются из последних сил. Перелом у меня сложный…

— Я им покажу — сложный! — начинал орать хозяин. — Я им устрою голеностопный сустав! Ишь, терминов понахватались! Этому и попугая выучить можно! — И он грозил в сторону двери мощным кулаком.

Ситников тотчас представлял себе трепещущих от страха сестричек за дверью, в коридоре, — они все здесь находились под могучей властью денег состоятельных пациентов — и довольно посмеивался. Болеть ему даже нравилось. Сейчас боль понемногу отпустила, да и уколы сражались с ней довольно успешно, а в остальном… Комфорт, чистота, уют, покой, вкусная и здоровая еда… Сестричек можно безбоязненно пощипать за круглые попки. И жена исправно навещает. Веруша… Дочку, правда, не дождешься. У нее свое расписание жизни, в которое отец ну никак не вписывался даже с переломом ноги.

Хозяин убаюкивающе накрывал своей ладонью руку Дмитрия.

— Ты лечись на здоровье! Я все устрою. А Верочка твоя мне опять так помогла… Это прямо клад у тебя. Завидую. Где ты только жену себе такую откопал? Порекомендовала мне тут комплекс упражнений на расслабление, аутотренинг… Слова там такие успокаивающие… Говоришь себе — и веришь, что все будет хорошо… Волшебные прямо слова…

Ситников улыбался.

Однако его перелом и впрямь оказался непростым, а босс жить без охраны никак не мог. Тем более при осложнявшейся день от дня ситуации, когда стволы народ раскупал, как осеннюю капусту.

— Ты прости мне, Димон, — повинился совестливый бизнесмен, — дело тут такое… Пришлось мне тебе замену приискать… На время, на время, ты не волнуйся! Вот встанешь…

Но время шло, а ситниковский перелом сдаваться врачам не желал. Болел Дмитрий долго, упорно, а когда наконец смог ходить без палки и костылей, осознал, что его охранницкая светло-сиреневая жизнь кончилась безвозвратно. Какой из него теперь защитник? Его самого бы кто защитил… Подавленный, слабый, раздраженный своей собственной хилостью, он бродил по дому вроде кастрированного кота, по образному выражению дочери, которая в характеристиках никогда не стеснялась. Тем более родного папеньки.

Надо искать работу, вяло думал Дмитрий. И утыкался в телевизор. И опять возвращался к той же навязчивой мысли. Вериных денег ни на что не хватало. И однажды мудрая дочь заявила:

— Мы тратим деньги, которых нет.

Вера вздохнула. Ситников съежился. Наступала нищета, которая и так уже хмуро посматривала из всех углов квартиры. Но тут снова возник бизнесмен, как добрый гений семьи Ситниковых.

Он позвонил, приглашая Веру в очередной раз прийти ему на помощь, и внезапно заявил:

— Да, Веруша, я ведь тут работу нарыл для твоего Димона. Управляющим одной элитки. Приличные люди живут, деньги исправно за все про все платят и вносят. А Димон будет тем домом управлять. В помощниках у него бухгалтерша, тетка неплохая, и еще одна дамочка. Станут вести дело на троих. — Предприниматель засмеялся, довольный сам собой. — Так что скажи там своему — пускай готовится к службе. Можно выходить прямо в понедельник.

Жизнь опять вернулась в свои ровные кисельные берега. И потекли молочные реки…

Игорь услышал в трубке так хорошо знакомый и так небрежно забытый голос Долинского и вновь оробел.

— Алло! Алло! — недоуменно повторял старый хирург. — Говорите, вас не слышно…

— Феликс Матвеевич, — неуверенно наконец выговорил Лазарев, — это вы?

— Ну да, это я, — ворчливо отозвался старик. — А это кто?

— Лазарев… — пробормотал Игорь.

— Васильич? — неожиданно обрадовался Долинский. — Неужели это ты, голубчик? А я уж и думать о тебе перестал… Запретил себе о тебе думать: баста — и все! Читал о тебе, читал, все читал… И по телевизору тебя видел. Ну что? Молодец ты, Васильич!