Шрифт:
* * *
Услышав строгий призыв твой, Прошел я шаткие ступени И стал смиренно пред тобой На обнаженные колени. Слегка кружилась голова. От страха и стыда краснея, Я слышал гневные слова, Ответить ничего не смея; Порою ветер залетал В окно открытое беседки И на скамейке колыхал Свежо нарезанные ветки. Ах! предварительный урок, Я знаю, будет слишком краток, И засмеется ветерок Мельканьям быстрых голых пяток. Со щебетаньем звонким птиц Смешаются иные звуки: Посвистыванье крепких виц, Мольбы и вопли резкой муки. <25 июня 1889> * * *
Вечерние упали тени, И даль закуталась в вуаль. Восходят шаткие ступени Туда, где скрылася печаль. Молчанье жуткое настало, Тихонько затворилась дверь, И то, что только что пылало, Угомонилося теперь. Усталое коснеет тело, Но успокоилась душа, Как бы опять из-за предела Эдемским воздухом дыша, Как будто сходит на ступени Эдемский гость, небес посол, И озаряет кротко тени, Земной прощая произвол. И я, на голые колени Поставлен после розог здесь, Стихи слагаю про ступени, Ведущие в святую весь, Где боль и стыд преобразились В свободно восходящий дым, И слезы в росы обратились Под нимбом, вечноголубым. <13 сентября 1889> * * *
Истомившись от капризов И судьбу мою дразня, Сам я бросил дерзкий вызов: — Лучше высеки меня! Чем сердиться так сурово И по целым дням молчать, Лучше розги взять и снова Хорошенько отстегать. — Мама долго не томила, Не заставила просить, — Стало то, что прежде было. Что случалось выносить. Мне никак не отвертеться. Чтоб удобней было сечь, Догола пришлось раздеться, На колени к маме лечь, И мучительная кара Надо мной свершилась вновь, От удара до удара Зажигалась болью кровь. Правда странная побоев Обнаружилася вся: Болью душу успокоив, Я за дело принялся. 27 октября 1889 * * *
День сияет — румяный и белый. Посмеявшись над маленьким горем, Мать сказала: — Еще раз так сделай, Побольней непослушного вспорем. — У меня на щеках еще слезы, На коленях стоять еще надо, Но не страшно мне гневной угрозы, И душа моя солнышку рада. И на розги гляжу я без страха: Обломавшись, они замолчали, И на мне уже снова рубаха, И рыданья мои отзвучали. <12 апреля 1891> * * *
Шутить порой мы начинаем, Когда кому-то не смешно. Шутливый смысл тогда влагаем В слова, известные давно. Утратив прежние значенья, Слова причудливо звучат. Ору я в грозный час сеченья, Ну, значит, я — аристократ. Как будто бы на самом деле Значенья разные смешав, Наделав ссадин-граф на теле, Мать вспоминает телеграф. Недавно рассердил я маму, Потом я на полу лежал И с громким криком телеграмму Довольно долго принимал. Мать назвала меня обломом: — Вишь, обломала веник весь. — Сестра дразнила насекомым, Значений составляя смесь. И грозный смысл был приурочен К простым словам, — сказала мать: — Простеган славно и прострочен, Как одеяло на кровать. 12 мая 1891 * * *
Каждый месяц подвожу я Счет на всю казну мою. Если все сошлось, — ликуя, Счет я маме подаю. Хоть в Казенную Палату Подавай, так точен счет. Но за каждую растрату, Хоть в копейку, мать сечет. — Знаешь сам, что есть прорехи, Надо то и то купить, Получай же на орехи, И умней старайся быть. Помни: каждая копейка Целый рубль побережет. — Сотрясается скамейка, На которой мать сечет. Не соскочишь, коль привязан, Никуда не убежишь. После, розгами наказан, На коленях постоишь. Ах, не пряник и <не> бублик За растраты мать дает, — За копеечку, за рублик Больно розгами сечет. 9 июля 1891 * * *
Вальс, кадриль, мазурка, полька, Это — танцы для балов. Танцевал бы их, да только Им учиться бестолков. А гопак, трепак, присядка — Деревенский это пляс. Недоступная ухватка, Горожане, в них для вас. Я иную пляску знаю. Может быть, нехороша, Но частенько исполняю Этой пляски антраша. Для нее костюм не сложен, Научиться просто ей: Догола раздет, разложен, Под мелодию ветвей Да под собственное пенье Этой арии простой, Что из оперы «Сеченье» И с припевами «ай! ой!» Высоко взметают пятки И танцуют трепака Прытче вальса и присядки, Даже прытче гопака. Не однажды на неделе Проплясавши так, поймешь, Что в здоровом только теле И здоровый дух найдешь. Это — тело укрепляет, Изгоняет всяк порок, И грехи уничтожает, И притом в короткий срок. <5 октября 1891> * * *
КАК ЕСТЬ ДОМАШНЯЯ СКОТИНА… Как есть домашняя скотина, Так есть домашние слова. Семейной жизни вся картина Бывает в них совсем ясна. Пересказать сперва придется Те прозвища да имена, Которым слушатель смеется, Хоть шутка вовсе не смешна. Слова особые мы ищем, И смысл их нам давно знаком. Хожу порой я босичищем, Хожу порою босиком, И босоты моей ступени Приметой разнятся одной: Я босичищ, открыв колени; Закрыв колени, я босой. Я называюсь необулом, Когда босой хожу с утра. Обутый вышел, так разулом, Вернувшись, зваться мне пора. В штанах коротких — щеголяю, А вовсе без штанов — франчу. То имя «щеголь» получаю. То имя «франта» получу. Когда все тело на свободе И, как Адам, я обнажен, Так, значит, я по первой моде, Или по-райски, наряжен. И для телесных наказаний, Смотря по степени вины, Немало прозвищ и названий Для различения даны. О их значении не спорят, В них каждый разочтен удар. Секут, стегают, хлещут, порют, Дерут, — сильнейшая из кар. Мы различаем розги, лозы, И лозаны, и розгачи, И розгачищи, — с ними грозы На теле слишком горячи. Заря — еще немного боли, А зарево — уже больней, А до пожара допороли Или додрали, — что страшней! И требует сноровка наша, Чтоб слово било прямо в цель: Лапша, березовая каша, А послабее — вермишель. Обязан я сивеем быть голым Всегда, когда меня секут. За это прозвищем веселым — Голик — тогда меня зовут. Мать говорит, начав расправу: Задам же баню я сынку! Лежи, пройдуся-ка на славу Я голиком по голику! — Когда я на полу разложен, Домашний требует язык, Который в кличках осторожен, Чтоб я был «драный половик». Я называюсь «душегрейка», Коль на коленях мать сечет, А если подо мной скамейка, То коврик я иль переплет. Когда от боли я ногами Мечусь и вьюся, словно вьюн, И называюсь именами — Иль голопляс, или плясун. Пощечины зовутся плюшки, А если горячи — блинки, И называются ватрушки По телу голому шлепки. Я на коленях, так для шуток Домашних стал я полотер. Так много разных прибауток Пришлось узнать, — язык остер. Но босотой или сеченьем Домашних слов не исчерпать. Хочу другим стихотвореньем Словца другие передать. 13 июля 1892