Шрифт:
* * *
Скука тусклой жизни мне уж надоела, Стало мне постылым собственное дело. Дорогой ценою заплатить я рад, Чтобы жизнь сложилась на широкий лад: Счастье, так уж счастье, сочное, нагое, Горе, так уж горе, злобное, крутое. Ласка, так уж ласка, полная любви, Кара, так уж кара, — задница в крови. Нет большого счастья, нет большого горя. Только, если выпью, — по колена море, Ну и достается больно мне тогда, — Мать сечет, так что же! это — не беда! Правда, и до крови иногда стегает, Только дома скоро стыд мой замирает. Не ведут на площадь, не идет палач, Повертись немного да слегка поплачь. Все же после ласки маминой светлее, Все же после порки голова яснее, Все же гонят скуку эти боль и стыд, И позабываешь мелочность обид. <31 июля 1892> * * *
Каждый раз, как взор встречает Где-нибудь в углу метлу, Память мне напоминает, Как частенько на полу Ждал я. Прутья шелестели, За пуком слагался пук, И дрожало в голом теле Ожиданье стыдных мук. Голос матери раздался. Вот просвистнула лоза. Я от боли заметался, За слезой бежит слеза. Так домашних исправлений Проходил я трудный строй, Сея возгласы молений, Жгучей боли рев и вой. <14 января 1896> * * *
— Хорошо, — вам аттестат Мы отличный накатаем, Строчки все поставим в ряд, — Это дело мы ведь знаем. Тут бумага не нужна. Перьев и чернил не надо, И телесная дана Будет вам сейчас награда. Что бумага! Обронить Можно всякую бумажку. Нет, на теле мы строчить Станем, снявши с вас рубашку. Прутьев крепких связки две. Да скамейка, да веревка. Дать подушку к голове? Вам лежать, надеюсь, ловко? — Голый, связанный лежу, Аттестат я получаю И ору, реву, визжу, О прощеньи умоляю. Встаньте! Годен аттестат? Вам не надо добавленья? Что же вы? благодарят, Получивши награжденье. Аттестат-то наш каков! В ноги стоит поклониться! — И пришлось без лишних слов Приказанью покориться. Одевайтесь! Аттестат Надо помнить слово в слово, А не то я буду рад Написать его вам снова. <12 июля 1897> * * *
Я помню эти антресоли В дому, где в Вытегре я жил, Где, корчась на полу от боли, Под розгами не раз вопил, И, воздух ревом оглашая, — Ах, эта горяча лапша! — Нагими пятками сверкая, Такие делал антраша! Порою свяжут. Распростерто Нагое тело. Круто мне, И бьется сонная аорта, И весь горю я, как в огне. И как мне часто доставался Домашних исправлений ад! Для этого употреблялся Общедоступный аппарат, Пук розог. Быстро покрывался Рубцами обнаженный зад. Спастись от этих жутких лупок Не удавалось мне никак. Что не считалось за проступок! И мать стегала за пустяк: Иль слово молвил слишком смело, Иль слишком долго прогулял, Иль вымыл пол не слишком бело, Или копейку потерял, Или замешкал с самоваром, Иль сахар позабыл подать, Иль подал самовар с угаром, Иль шарик хлебный начал мять, Или, мостков не вверясь дырам, Осенним мокрым вечерком По ученическим квартирам Не прогулялся босиком, Иль, на уроки отправляясь, Обуться рано поспешил, Или, с уроков возвращаясь, Штаны по лужам замочил, Иль что-нибудь неосторожно Разбил, запачкал, уронил, — Прощать, казалось, невозможно, За все я больно сечен был. Недолог был поток нотаций, И суд был строг и очень скор; Приговорив, без апелляций, Без проволочек, без кассаций Исполнит мама приговор: Сперва ручные аргументы Придется воспринять ушам, И звучные аплодисменты По заднице и по щекам; Потом березовые плески; Длиннее прутья, чем аршин; Все гуще, ярче арабески, Краснеет зад, как апельсин. И уж достигла апогея Меня терзающая боль, Но мама порет, не жалея, Мою пылающую голь. Бранит и шутит: — Любишь кашу? Ну что же, добрый аппетит. Вот, кровью кашицу подкрашу, Что, очень вкусно? Не претит? Ты, видно, к этой каше жаден. Ори, болван, ори стократ. Ишь, негодяй, как ты наряден! Смотри, какой аристократ! <26 октября 1899> * * *
Есть для меня простых два слова, И с ними связан смысл двойной, — Слова «иди» или «готово», Произносимые сестрой. Порой «готово» означает: — Вот полосканье для зубов. — Порою поркой угрожает, — Пук свежих розог уж готов. — Иди, пора уже обедать, Скорее, Федя, стынут щи. — Иди-ка розгачей отведать, Повоешь, Федька, не взыщи. Две клички мне даются розно: Коль Федя — ласковая речь; Коль Федькою покличет грозно, Так, значит, захотела сечь. Еще двум кличкам есть дорожка За мой смиренный гардероб: Коль в доме мир, я — «босоножка», А если ссора, — «босошлеп». 24 августа 1900 * * *
Иногда мне станет тошно, Если долго не секут. Нагрешу тогда нарочно, Стану дерзок, зол и крут. Разобью иль поломаю Хоть линейку, хоть стекло. Сам себя не понимаю, Так на сердце тяжело. Покоряясь грозной воле, На пол я потом ложусь, И когда от резкой боли Наорусь и наревусь, Вдруг в душе спокойно станет, Жизнь покажется легка, И уж сердца не тиранит Посрамленная тоска. Но такие промежутки Мать не часто мне дает. С нею очень плохи шутки, За пустяк порой сечет. Пусть из прутьев от березы Солона была лапша, Но едва обсохнут слезы, Успокоится душа. <24 августа 1900> * * *
Вино и карты. Проигрался, А деньги считаны точь-в-точь, И поневоле я сознался И проворочался всю ночь… Уроки кончились, и снова Настал расправы грозный час, И повели меня сурово Для наказанья в третий класс. Не замедляя и не споря, Я снова принял боль и стыд. Хлестанью бешеному вторя, Кричал и плакал я навзрыд. Так бичевали розги лепко, Что, выбившись совсем из сил, Вскочил бы с пола я, но крепко Веревками привязан был Руками и ногами к ножкам Раздвинутых широко парт, И розги счет вели оплошкам, Карая карточный азарт. Сестра смеялась, рядом стоя, Смеясь, стегали сторожа. Лежал я голый, плача, воя, В порывах тщетных весь дрожа. 30 января 1901 * * *
Увлекшись индивидуализмом, Смешать его готов ты с эгоизмом, Но вот о чем подумай крепко ты: Творящий Азъ дойдет и до Фиты. И я в мои растраченные годы Был друг неограниченной свободы, И подменять случалося не раз Тогда мне «я» на очень крупный Азъ. В усердии, с большой любовью слитом, Меня знакомя с целым алфавитом, Смиряли часто маленькое «я», И укротилася душа моя. В минуты бунта приходили Буки, Неся мне корни горькие науки, Вещая: Азъ Буки Глагол Добро. Молчанье — злато, речь — лишь серебро. Единый только Есть, вы все Живете, Зело утруждены на белом свете. Встречай же дни, создателя хваля, Чьей благостью наполнена Земля. А Иже знает I, тот в неге сладкой Кончает дни, как слоги Иже с краткой, И Како Люди в мире поживут, Такой от Господа им будет суд. Мыслете: Наш Он, Бог, Покой. Рцы Слово, По правде, Твердо; если ж бестолково, Придут учить и Ук, и Ферт, и Хер Похерит все, что вылезло из мер. Цы скажет: — Цыц! смирись, во тьме ползущий! А вот за ним скользит и Червь грызущий, И близнецы там идут, Ша и Ща, Шипят они, от злобы трепеща. Вот твердый Ер с Еры и с нежной дщерью, Такою бледненькой и мягкой Ерью. Вот педантичная проходит Ять, На кою вольнодумцам наплевать. За нею Э, задумчивый и строгий, Идет своей особенной дорогой. Общительная, ласковая Ю И Я с Фитой слились в одну семью. За ними, рифму удлиняя, Ижица Благочестивая с угрозой ближится И голосом козлиным говорит: Хвала тому, кто знает алфавит! Прочесть он может много разных книжиц. Хотя иные обошлись без Ижиц, Но учат все, что только Азъ один Без прочих букв, что пень среди долин. И, кончив речь свою благочестиво. Меня он повергает на пол живо, И розгами меня сечет, а я Мечуся, наг, от боли вопия. 1 августа 1902