Шрифт:
– Не такая уж это была и тайна, если вы о ней тоже знали.
Глаза Форстера прищурились с неожиданным весельем. Приложив палец к носу, он подмигнул, а затем отвернулся и наклонился за следующим камнем.
– И откуда вам известно, будто мисс Теннисон видела банкира за совершением каких-то ритуалов?
– Дак я там самолично был, – сплюнул в траву Форстер. – В субботу вечером, после того, как закончили работу. Сэр Стэнли аккурат расхаживал по островку в своей мантии, когда вернулась мисс Теннисон…
– Как? – перебил рассказчика Девлин.
– Чего это «как»?
– Вы говорите, мисс Теннисон вернулась. Пешком? На извозчике? Кто ее привез?
– Приехала двуколкой, правила сама.
Виконт впервые слышал о том, чтобы Габриель Теннисон ездила одна. В сельской местности, если дама выезжала без грума, это не выглядело необычным. Но исследовательница добиралась из Лондона, а в Лондоне такой поступок смотрелся совсем иначе.
– И часто она так делала? В смысле, правила сама?
– Случалось.
– Так вы утверждаете, будто мисс Теннисон явилась на Кэмлит-Моут и застала сэра Стэнли за отправлением некоего древнего обряда?
– Все верно. Перед самым закатом было дело.
– А кто-нибудь из них знал о вашем присутствии?
– Не-а, я в кустах спрятался.
– И зачем же вы приходили на островок?
– Забыл на раскопках свою трубку.
– Трубку?
Рори уставился на собеседника круглыми глазами, словно подстрекая высказать сомнения:
– Точно. Трубку. И вернулся за ней. А как углядел сэра Стэнли в странной одеже, шмыгнул в кусты, чтобы посмотреть, что такое творится.
– И по-прежнему сидели в кустах, когда увидели подъехавшую мисс Теннисон?
– Угу, там и сидел. – Форстер потянулся за большим, зазубренным камнем. – Мне было не слыхать, о чем шел разговор. Но мисс точно разглядела и сэра Стэнли, и наряд евойный.
– Что же случилось потом?
– Не знаю. Я убрался оттудова.
– И к чему вы клоните? Будто владелец Трент-Плейс так раздосадовался, что мисс Теннисон раскрыла его нетрадиционное поведение и верования, что заманил ее в воскресенье обратно на островок и там убил?
– Я ни к чему не клоню. Просто рассказываю вам, как было дело, и всего-то.
– Понятно. А вы не сообщали еще кому-нибудь об этой неожиданной встрече?
– Нет, а на кой?
– И действительно. – Девлин уже повернулся уходить, но задержался, осененный определенной мыслью: – Еще один вопрос. В ходе субботних раскопок вы не обнаруживали ничего необычного или любопытного?
– Нет, – нахмурился Рори. – А что?
– Просто интересно, из-за чего мисс Теннисон могла возвращаться на Кэмлит-Моут сперва в субботу вечером, а затем и в воскресенье.
– Чего не скажу, того не скажу.
– И никаких предположений?
– Не-а, – взял мула за поводья крестьянин.
– А что именно вы откопали?
– Какое-то место, вымощенное булыжниками – навроде двора.
– И только?
– Небось, не то, за что можно порешить человека? Не то, да?
– Я бы тоже подумал, что не то, – заметил виконт, – если бы не один факт.
– Какой такой факт? – намотал вожжи на кулак Форстер.
– Мисс Теннисон убита.
– И еще двое ребятишек.
– А разве дети мертвы? – пристально посмотрел Девлин в темное от щетины лицо собеседника.
– Но их же так и не нашли?
– Нет, – признал Себастьян. – Не нашли.
– По-вашему, он правду говорит? – спросил Том, когда виконт вскочил на высокое сиденье.
– И много ты слышал? – оглянулся Девлин на своего грума.
– Да почти что все.
– Откровенно говоря, не думаю, чтобы Форстеру достало воображения самому сочинить такую историю. Но доверяю ли я его рассказу? Едва ли. Подозреваю, тем вечером Рори предпринял вылазку на островок в поисках клада. И, возможно, действительно что-то видел. – Себастьян собрал поводья и повернул лошадей к Энфилд-Чейз. – Пожалуй, не помешает взглянуть на этот священный колодец.
На Кэмлит-Моут было безлюдно. Полуденное солнце, пробиваясь сквозь густые кроны старых вязов и буков, отбрасывало редкие блики на темные воды рва.
– А туточки и нет никого, – шепнул Том, когда виконт остановил экипаж на гребне древнего земляного вала. – Я-то думал, тех мальчишек до сих пор ищут.
– Ищут. Но подозреваю, что уже не надеются отыскать следы детей здесь, – отозвался Себастьян тоже приглушенным голосом, чувствуя, как и Том, странное нежелание нарушать торжественное безмолвие.