Девлин стоял рядом в порванном, запыленном вечернем наряде, пропитанном кровью погибшего. В одной руке виконт сжимал винтовку, и его пальцы на фоне темного цевья казались мертвенно-бледными.

– Арсено. Лейтенант Филипп Арсено из Двадцать второго конно-егерского полка.

Лавджой с кряхтением присел и всмотрелся в тонкие черты, чувственно вылепленные губы и худощавые щеки французского офицера. В смерти лейтенант выглядел совсем юным. «Хотя, – подумал сэр Генри, – мужчине, дожившему до пятидесяти с лишним годков, все двадцатипятилетние кажутся юнцами».

Поднявшись, магистрат коротко кивнул двоим из своих людей. Те подняли тело и взвалили его на носилки, позаимствованные в морге для переноски трупа по городским улицам.

– Никаких предположений о личности злоумышленника? – поинтересовался магистрат у Девлина.

– Я его не разглядел. Он стрелял из развалин сторожевой башни, вон оттуда, справа.

– Желаете, чтобы я сходил посмотрел? – спросил констебль Липер, высокий, словно каланча, с неестественно длинной шеей и обгоревшим на солнце лицом.

– Почему бы и нет, – кивнул Лавджой. – При дневном свете обыщем тщательнее, но сейчас следует по меньшей мере провести предварительный осмотр.

Полицейский уже повернулся уходить, когда Девлин остановил его:

– У лейтенанта был средних размеров рыже-черный пес, которого тоже подстрелили. Я искал его на берегу, но так и не нашел. Если натолкнетесь на барбоса – и если он еще жив, – пусть его отправят к кому-нибудь, кто сможет позаботиться о его ранах.

– Сделаем, ваша милость, – отозвался констебль и пошел по мосту обратно, оставляя за своим факелом дух горячей смолы.

Сэр Генри прищурился в туманную даль. С этого места ближний берег выглядел неясным нагромождением темных очертаний и смутных теней.

– Благие небеса, но руины той башни, пожалуй, в трех сотнях ярдов отсюда.

Лицо Себастьяна оставалось бесстрастным.

– Да, около этого.

– Не наблюдай я результата собственными глазами, сказал бы, что подобное невозможно. Даже при дневном свете такой выстрел был бы феноменальным, но как можно на столь запредельном расстоянии в темноте увидеть цель, не говоря уже о том, чтобы поразить ее?

– Если у стрелка зоркий глаз, хорошее ночное зрение и твердая рука, ему это удастся. Я знавал снайперов, которые в солнечный день могли попасть в человека с семисот ярдов, если тот не двигался.

Что-то в голосе собеседника привлекло к нему взгляд Лавджоя. Виконт стоял со странно напряженной спиной, лицо было грязным от крови, пыли и пота.

– Вы уверены, что мишенью был именно Арсено? Ведь неизвестный продолжал стрелять по вам.

– Продолжал. Но только для того, чтобы задержать меня на мосту и успеть скрыться. Думаю, убили того, кого хотели убить.

С кряхтением и вздохами двое мужчин подняли носилки с трупом на плечи и направились на берег. Захватив фонарь, магистрат пристроился за ними, похрустывая гравием мостового покрытия под ногами.

– Верно ли я понял, что лейтенант Арсено и есть тот молодой француз, который приятельствовал с мисс Габриель Теннисон?

– Да, – подтвердил Себастьян. – Только они друг для друга были гораздо большим, нежели приятели.

– Трагично.

– Весьма.

– И вы не догадываетесь, кто мог сделать это и почему?

Девлин запнулся у руин древнего дворца, устремляя взгляд в темноту. Его странные желтые глаза поблескивали в мерцающем свете от фонаря магистрата.

– Милорд?

Виконт глянул на спутника, словно только что вспомнив о его присутствии.

–Прошу прощения, сэр Генри, – торопливо поклонился он и повернулся уходить.

– Милорд?

Но тот уже отдалился, легко вышагивая длинными ногами по темному, усыпанному щебнем берегу, и ружье в его руке отбрасывало в ночь тонкую, смертоносную тень.

По-прежнему сжимая в руке винтовку, Себастьян стремительно вошел в таверну «Черный дьявол». Перед его рубашки и жилета побагровели от впитавшейся крови Арсено, галстук отсутствовал, некогда элегантный вечерний сюртук свисал запыленными клочьями. Шляпу виконт потерял, а на грязной, с потеками пота щеке запеклась струйка крови.

– Иисус, Мария, Иосиф и святые угодники, – прошептала темноволосая пышногрудая девица за стойкой, когда Девлин остановился на пороге, прислонив ружье к бедру, и сузившимися глазами пробежал по прокуренному залу.