— Ну как, будущие помещики Звенигородского уезда? Покупаете маклаковское имение?

Ольга переглянулась с мужем:

— Мне очень понравилось. Думаю, и Антону Павловичу хорошо будет в творческом уединении.

Чехову изменила обычная сдержанность:

— Брось, Ольга! Ты горожанка и не представляешь, на какую тоску я буду обречен в этом медвежьем углу! Что хуже одиночества?

— Почему же. одиночество?

— Да потому, что театральные. и всякие другие. дела едва ли на день отпустят тебя!

Всем стало неловко за эту семейную перепалку. Особенно Савве Тимофеевичу: «Да, семейное счастьице.» О Чеховых, о себе ли он думал? Барона Рейнбота здесь только и не хватало.

Гроза второй волной налетела. Но он, не слушая возражений, оседлал своего кабардинца и сквозь ливень помчался к реке.

Дорога вела вверх по Малой Истре, в неизвестные дебри. Туда его еще не заносило. Странно, под развесистой елью мелькнул цветастый платок. Он соскочил с коня.

— Что вы здесь делаете. сударыня? — не знал, по-крестьянски ли, по-барски ли обращаться.

— Наши за грибами ходили, да все разбежались из-за грозы, меня позабыли, — без особой тревоги, будто самое обычное дело, объяснила заблудившаяся девушка. Или дама? Кто ее знает?

Наверное, из дачников.

— Да вы воспаление схватите!

У Саввы, как заядлого курильщика, спички были при себе, в кожаном кисете не промокли. Под колючими лапами он наломал не пробитого дождем сухостоя, быстро вспыхнул костер. Веселый, радостный, неподвластный ливню — огромные еловые лапы воду на стороны сливали лучше всякого зонта. Девушка промокла еще до того, как нашла эту ель.

— Раздевайтесь! — велел Савва.

— Да как же раздеваться? На мне нитки сухой нет.

— Вот до последней нитки и раздевайтесь.

— Да я же.

— Девушка? Женщина? Ерунда. Коль стыдитесь, я помогу.

Он бесцеремонно стащил с нее платьишко, не через голову, а как-то умудрился к ногам спустить, — чего ж, летнее, было с широким разрезом. Может, и порвал маленько, вслух заметив:

— Надо же, с моей фабрики! Ситчик, ситчик, говорю!

Нижняя кисейная рубашонка уже сама собой сползла.

Девушка безмолвно, ошарашенно смотрела на него. На ресницах дрожали капельки дождя.

— Со мной никто так... никто.

— Ничего, привыкайте. — Он взял ее на руки и подержал над огнем.

— Не поджарьте.

Что-то вроде улыбки мелькнуло в ее глазах. Савва Тимофеевич, да что там — просто шальной Саввушка! — губами начал сушить мокрые ресницы. Про усы свои, от дождя обвисшие, он напрочь позабыл. А она возьми да и дерни за мокрый кончик:

— Щекотно же!

Он совсем ошалел:

— Ах ты, шалунья!

Костер полыхал под дождем вовсю, и душа его полыхала. Одиночество! Черти его косматые бери!

Он, наверное, что-то бормотал в оправдание, лягаясь ногами по горячим головешкам. Ее пятки, слава богу, до огня не доставали, а она все равно твердила:

— Да поджарите, поджарите же!

Даже кабардинцу стало интересно. Что выделывает хозяин, что? Хозяин, бабу какую-то валяет по истоптанной траве и бьет голыми пятками по раскаленным углям! Угли даже копыта жгут, фр-р!.. Да и трава хороша, когда помята. Конь брезгливо фыркнул и отошел к нетоптаному, омытому дождем клеверу, который с верхней поляны сплошным ковром скатывался к ели. Ох, люди, люди!..

Вечером Зинаида, лежа в кровати, обиженно зевнула:

— Что-то, Савва, ты не ложишься?

— Устал я, на диване посплю.

Она подавила обиду.

— Да ведь поговорить бы надо. Что мы, чужие. Как наши гости! — Чувствовалось, ляпнула что-то не то, но остановиться уже не могла. — Неловко как-то перед Антоном Павловичем. Утомила его поездка в Киселево. И разговор этот с Ольгой тяжелое впечатление оставил. Разные они люди. Она здоровьем так и пышет, кровь с молоком. А он… И разница в возрасте, и здоровье. Ты-то, Саввушка, здоров ли?

— Да, да! — откликнулся он с дивана. — Спать хочу.

Луна светила, деревья шелестели под ночным ветерком. Дождя не было. Прекрасная ночь. Какие разговоры! Но жена не умолкала:

— Очень разные люди.

— Мы, что ли?

— Да не о нас же говорю!

— А-а.

— Возраст, что ли?

— Не в возрасте дело — в характерах, Зиновея.

Она терпеть не могла, когда ее, на манер свекрови, называли Зиновеей.

— Что с тобой, Савва?

Он не ответил. Действительно, что с ним?