Что-то с ним все-таки произошло, что-то произошло. Хотя все задуманное он совершал впервые, но в каждом его действии, слове, жесте проявлялась такая уверенность, такая спокойная, хотя и сдержанная, целеустремленность, будто подобными делами ему приходилось заниматься всю жизнь. Впрочем, этому есть объяснение - за последние годы Апыхтину пришлось пройти через такие испытания, через такие препятствия по организации банка, по отстаиванию своего права иметь этот банк, а чего стоили его отношения с Кандауровым, с его так называемой «крышей»… Поэтому все этим вечером он делал так легко, почти играючи.

–  Девушка, - обратился он к какому-то очкастому существу, которое исписывало третий телеграфный бланк и все никак не могло найти нужных слов, все колебалось, терзалось и, комкая, бросало в корзину одну свою попытку за другой, - Апыхтин решил, что именно такой человек ему и нужен.
– Помогите, пожалуйста!…

–  А что случилось?

–  Упал, подвернул руку, очнулся - гипс - Он улыбнулся.
– Не могу написать ни слова… Помогите, пожалуйста! Не откажетесь?

–  Что вы!
– воскликнула девушка, кажется, даже польщенная его просьбой.

Апыхтин придвинул ей листок бумаги, положил рядом шариковую ручку и тут же, не сходя с места, продиктовал все, что требовалось. Так, дескать, и так, нужен паспорт, настоящий паспорт на имя Антонова Владимира Петровича, такого-то года, месяца, числа рождения. Подчиняясь древнему закону, вдруг проснувшемуся в нем, Апыхтин оставил свои данные по гороскопу - родился в сентябре, чтобы все-таки остаться Девой, родился в год Тигра, как и он сам… Пройдя хорошую банковскую школу, Апыхтин не колеблясь сочинил все, что требуется для документа - надежного и, самое главное, неуязвимого.

–  Куда это?
– подозрительно спросила она, прищурившись, глядя на Апыхтина сквозь толстенные стекла своих очков.

–  В милицию, куда же еще, - ответил Апыхтин, не задумавшись ни на долю секунды.

–  Паспорт потеряли?

–  Украли, - сокрушенно ответил он.

Что бы ни делал Апыхтин, какой бы шаг ни предпринимал, он постоянно переносился в будущее и видел себя на скамье подсудимых, в клетке из ребристых арматурных стержней, выкрашенных в нежно-голубой цвет - чтобы хоть немного скрыть их непоколебимую сущность. И ему задают, задают, задают вопросы, а он отметает, отбрасывает одно обвинение за другим, одно за другим и очищается. И рассыпается клетка из арматуры, наступает состояние свободы и неуязвимости. Поэтому сейчас, находясь в далеком своем прошлом, он готовил ответы, готовил удары, способные рассыпать в пыль стальную клетку, в которую его посадят, наверняка посадят, если, конечно, он не предусмотрит все ловушки, капканы, волчьи ямы и прочую гадость, поджидавшую его в будущем.

–  И что вы хотите?
– спросила девушка все с тем же недоверием в голосе.

–  Чтобы мне дали новый. Спасибо!
– и пока у девушки не возникли новые вопросы, Апыхтин взял листок бумаги из ее пальчиков с обкусанными ногтями и, подмигнув весело, заговорщицки, направился к выходу.

Сунув листок в конверт, он поехал искать адрес, фальшивый адрес, указанный на золотистой визитке, полученной им от человека на высоте десять тысяч метров, человека, засланного ему в помощь из будущего. Апыхтин был совершенно уверен в том, что все у него получится, что Нехай сделает все, что требуется, и будет, будет у него паспорт на имя Антонова Владимира Петровича. Имя он менять не стал - что-то подсказало, что так будет лучше, что впереди его ждет много случаев, когда придется легко и свободно откликаться на собственное имя, которое будут произносить мужчины и женщины, друзья и враги. И он ни разу не собьется, ни разу никто не заподозрит, что он не Антонов, не Владимир, что он не рыжий с выцветшими бровями и зеленоватыми глазами.

Пройдя мимо Елисеевского магазина, он спустился в длинный подземный переход под площадью Пушкина, прошел в зал, откуда начинался спуск в метро, и оказался у маленькой будочки, где за две-три минуты делали снимки для документов.

В будочке он сел на затертый вертящийся стул, поднял голову, распрямил плечи и посмотрел в объектив с тем неподвижным и туповатым выражением, которое и требуется для документов, удостоверяющих личность. А получив полоску бумаги с несколькими снимками, Апыхтин некоторое время смотрел на себя изумленно и недоверчиво. Неужели это он, председатель правления банка «Феникс», толстый бородатый Апыхтин с тяжелыми затемненными очками, скрывающими беспомощные близорукие глаза?

Неужели этот он?

Со снимка на него смотрел детина с короткими волосами, с пристальным и недоверчивым взглядом. Чем-то он походил на десантника, какими их снимают в кино, может быть, на омоновца, какими их показывают в уголовной хронике, он походил даже на бандита, но уж никак не на толстопузого Апыхтина, каким его знали в городе, помнили сокурсники, не на председателя банка, медлительного и величавого. Теперь единственное, что связывало его с прошлым, - это голос. Кто знает, если бы очень уж понадобилось, то он смог бы, наверное, изменить и голос, но голос ему будет нужен, чтобы поддерживать связь с прежней жизнью, от которой Апыхтин уходил так решительно и бесповоротно.

Все эти дни Юферев пребывал в спокойном, сосредоточенном состоянии. Ни домогательства настырных корреспондентов, которые пытались вытянуть из него слова рисковые и безответственные, ни вызовы к начальству, которое неустанно требовало ускорить, усилить и даже ужесточить, ни обеспокоенная общественность, бестолковая и шумливая, не могли вывести его из этого состояния. Опыт подсказывал ему, что сделано немало, что следы есть, что преступник обречен и рано или поздно засветится светом нестерпимо ярким и беспощадным. Отпечатки пальцев, которые все-таки оставил убийца и на красивом альбоме «Эрмитаж» в квартире Апыхтина, и на бутылке с пивом в жаркой забегаловке, где нашел свой конец беспутный Якушкин, и…