–  Напрасно, - улыбнулась Серкова. Она взяла со стола пачку сигарет и положила в сумочку. Зажигалку опустила туда же, в отдельный кармашек, потом поддернула воротничок своей рубашки, придав ему стоячее положение, и, вскинув голову, посмотрела на Юферева. Тот догадался - наступила минута прощания.

–  Может быть, мы когда-нибудь заглянем в ресторан «Пламя»?
– спросил Юферев.

–  Ни в коем случае! Они знают вас в лицо! За вашим расследованием, Саша, следит весь город. Каждый ваш промах в тот же вечер обсуждают миллион жителей! Когда почти у вас на глазах зарезали единственного свидетеля… Над городом пронесся стон досады и беспомощности. Как убийца узнал, что свидетель в забегаловке? Он просто шел за вами. Надеюсь, хоть сегодня вы пришли сюда без «хвоста»?

–  Надеюсь, - пробормотал Юферев, подавленный словами Серковой о том, что о каждом его шаге, оказывается, знают чуть ли не все жители города.

–  Вы приехали на машине, это внушает некоторую надежду. Оцените мое мужество и самоотверженность.
– Она улыбнулась и встала, приставив стул поближе к столику.

–  Оценил, - кивнул Юферев.

–  Не вздумайте мне звонить.

–  Почему?

–  Не только вы можете подключиться к моему телефону.

–  А почему вы решили, что я подключился к вашему телефону, что я прослушиваю вас?

–  Потому что это было бы грамотно. Неужели вы даже этого не сделали?

–  Вообще-то да, - неопределенно ответил Юферев.
– Где вы работаете?

–  Вы этого не знаете?

–  Я только сегодня узнал о вашем существовании.

–  А… Тогда ладно, тогда простительно. Центральный универмаг, старший товаровед.

–  И по каким товарам специализируетесь?

–  Женское белье.

–  О!
– уважительно произнес следователь, и это было все, что он смог выдавить из себя.

Встав из-за стола, Юферев посмотрел в лицо Серковой. Когда она была серьезной, губы ее казались чуть выпяченными вперед, будто она собралась свистнуть или же приготовилась к поцелую. При этом глаза принимали несколько наивное выражение. Но Юферев уже убедился, что эта женщина далека от наивности, осторожна, но не труслива, и похоже, прошла неплохую жизненную школу.

–  Если прижмет, я вас найду, - сказал он.

–  Надеюсь, до этого не дойдет.
– Она подбадривающе кивнула ему и направилась к перекрестку. Джинсы, мужская рубашка, сумочка на длинном кожаном шнурке. Что-то еще придавало ей легкость и независимость, что-то еще… Она отошла уже метров на двадцать, пока Юферев догадался - каблуки. На ней были туфли с высокими каблуками. С джинсами это смотрится иногда почти соблазнительно.

Юферев вздохнул и, подойдя к своим ребятам, присел. Бутылка с пивом стояла нетронутой, и он, наполнив стакан до краев, залпом выпил до дна.

–  Ничего девочка, - сказал Брыкин.
– Телефончик оставила?

–  Посоветовала забыть.

–  А сможешь?

–  Постараюсь.
– Юферев снова наполнил стакан и снова выпил его залпом.
– Кажется, она меня достала, - пожаловался он, - кажется, достала.

–  Значит, ты еще живой человек, Саша.

–  Местами, ребята, только в отдельных местах.
– Юферев взял бутылку, но, убедившись, что она пуста, поставил ее на стол.

Апыхтин с изумлением рассматривал свой новый паспорт, и он все больше ему нравился. Нравилась новая фамилия - Антонов, фотография, где он выглядел явно помолодевшим. Паспорт, правда, был до неприличия новым, посверкивающим и похрустывающим, но Апыхтин натянул на него обложку от старого своего паспорта, сунул в задний карман брюк, чтобы он мялся там, терся и постепенно приобретал вид правдивого документа.

За время своих блужданий по Москве Апыхтин сделал важное открытие - оказывается, банкирская работа, вся та деятельность, которую он проделал, чтобы организовать, пробить, узаконить свой банк, вся эта работа подготовила его очень ко многому. Теперь он мог спокойно говорить с самыми разными людьми, мог, не дрогнув, предъявить свой фальшивый паспорт кому угодно, мог врать увлеченно и искренне.

Расставаясь с собой, Апыхтин не испытывал никакого сожаления. И чувствовал - что бы ни случилось с ним дальше, возврата не будет, он уходил от себя прежнего навсегда. Превращения, происходившие с ним, были необратимы, теперь он понимал это.

И не испытывал даже слабых колебаний. Все шло правильно, более того - единственно правильно. Он вдруг осознал: никакое событие, никакая встреча с кем бы то ни было не вызовет в нем робости и неуверенности. Мир сделался простым и до конца понятным, а он в этом мире нашел свое место.

Прежде чем вернуться в город, он решил позвонить в банк и поговорить с заместителями. И не потому, что так уж соскучился по родным голосам, вовсе нет. Обычные человеческие чувства, слабости, устремления как-то отступили, и он с удивлением убеждался в том, что не тянет его к людям, с которыми столько перенес всего, а все сильнее и нестерпимее влечет другая жизнь - суровая, криминальная, безрассудная.

Первому позвонил Басаргину. Тот замещал его все это время, и Апыхтин по прежней привычке, сам того не замечая, выполнил суровое требование субординации - вначале разговор с руководством.

–  Привет, Басаргин!
– проговорил он в трубку, с наслаждением чувствуя, что голос у него прежний и зам наверняка воображает Апыхтина тоже прежним.

–  Старик!
– закричал Басаргин.
– Ты приехал?!

–  Да нет еще…

–  Откуда звонишь?!

–  Есть такой небольшой городок на западе Кипра… Пафос называется…