Слово "символ" происходит от греческого слова "симболон", в кото­ром объединяются два корневых слова: сим в значении "вместе" или "с", и болон в значении "то, что было отброшено". Отсюда основное значение слова симболон: "то, что было сведено вместе". В первоначальном упо­треблении в греческом языке символы обозначали две половины пред­мета (например, палочки или монеты), которые торговцы оставляют у себя в качестве залога для установления в дальнейшем личности предъя­вителя одной половины по отношению к владельцу другой половины. Этот термин соответствует нашему слову "бирка", о которой в полном из­дании словаря Вебстера сказано следующее: "У торговцев существовал обычай после нанесения меток или зарубок на учетную дощечку предъяв­лять количество поставленных товаров и раскалывать дощечку вдоль че­рез метки так, чтобы половинки точно соответствовали друг другу. Про­давец оставлял себе одну половинку, а покупатель—другую". Таким образом, первоначально символ представлял собой половинку, указывающую на недостающую часть предмета. Соединение половинок позволяло восста­новить первоначальный, целостный предмет. Этот процесс соответствует нашему пониманию психологической функции символа. Символ приво­дит нас к недостающей части целостной личности. Он позволяет нам ус­тановить связь с нашей первоначальной всеобщностью. Символ устраняет нашу расщепленность, отчужденность от жизни. Поскольку целостная личность значительно больше, чем эго, символ реализует нашу связь со сверхличностными силами, которые составляют источник нашего суще­ствования и смысла нашей жизни. Поэтому необходимо относиться с должным почтением к субъективности и способствовать развитию сим­волической жизни.

«Я обращаюсь не к счастливым обладателям веры, а к тем многим людям, для которых погас свет, исчезла тайна, умер Бог. Для боль шинства из них нет возврата в прошлое, поэтому мы не знаем, является ли возвращение в прошлое лучшим выходом из создавшегося положения. По-видимому, психологический под­ход является единственным средством, с помо­щью которого мы в настоящее время сможем достичь понимания религиозных вопросов Поэтому я беру те формы мыслей, которые за­костенели в процессе исторического развития, подвергаю их плавке и вновь вливаю их в формы непосредственного опыта».

К.Г Юнг

Образ Христа и богатая символическая палитра, сконцентрированная во­круг Его личности, позволяют провести немало аналогий с процессом индивидуации. Действительно, внимательное исследование христианского мифа в свете аналитической психологии неизбежно приводит к заключе­нию о том, что основной символ христианства состоит в поиске индивидуации.

Уникальность мифа об Иисусе Христе состоит в утверждении парадок­сальной двойственности Его природы. Он—Бог, но Он и человек. Как Иисус он является человеком, который живет в определенную историчес­кую эпоху, ограниченную временем и пространством. Как Христос он—"по­мазанник Божий", царь, Логос, изначально существовавший за пределами времени и пространства, вечное божество. С психологической точки зре­ния это означает, что Христос одновременно символизирует и Самость, и идеальное эго. Юнг подробно исследовал идею Христа как символа Самости. Обстоятельства рождения Христа, его чудотворство, различные изображе­ния "царства небесного", второе имя "Сын Человеческий", отождествляю­щее Христа с первозданным Антропосом или первочеловеком, окружаю­щие его символы всеобщности, к числу которых относятся четверо евангелистов, двенадцать учеников, "альфа и омега" и символизм креста—все это относится к феноменологии Самости. Хотя Юнг и высказал несколько интересных замечаний по этому предмету, он никогда подробно не ос­танавливался на идее Христа как символа эго. В этой главе я попытаюсь вкратце рассмотреть этот предмет. Следует отметить, что мои замечания являются лишь предварительными указаниями к будущей психологии христианского мифа.

Природа исторического Христа всегда составляла проблему для уче­ных и теологов. В евангельских рассказах личностный элемент и архетипический образ настолько тесно переплетаются, что почти невозможно установить между ними различие. И, тем не менее, несмотря на неопреде­ленность деталей, в Евангелиях раскрывается вполне определенная исто­рическая личность с удивительной психологической интуицией. По-види­мому, Иисус был незаконнорожденным ребенком. В нем, несомненно, проявились характерные особенности индивида, который не имел лич­ного отца. Когда отсутствует личный отец, и особенно когда он абсолют­но неизвестен, как это нередко бывает с незаконнорожденными детьми, тогда отсутствует и слой личностного опыта, выполняющего роль посред­ника между эго и нуминозным образом архетипического отца. В психике остается своего рода прореха, через которую проникают мощные архетипические содержания коллективного бессознательного. Такое состояние чревато серьезными опасностями. Динамические силы бессознательного могут поработить эго, вызывая дезориентацию и потерю связи с внешней реальностью. Если же эго способно преодолеть опасность, тогда "проре­ха в психическом" превращается в окно, позволяющее заглянуть в глубины бытия.

По-видимому, Иисус соответствует вышеприведенному описанию. Он поддерживал непосредственную связь с небесным (архетипическим) отцом и описал природу царства небесного (архетипической психики), ис­пользуя множество ярких символических образов. Из его проповедей яв­ствует, что он глубоко сознавал реальность психического. В отличие от За­кона Моисея, который признавал только реальность деяний, Иисус признавал реальность внутренних психических состояний. Например:

"Вы слышали, что сказано древними: "Не убивай; кто же убьет, подлежит суду". А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду...'м Кроме того:

"Вы слышали, что сказано древними: "Не прелюбодействуй". А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодей­ствовал с нею в сердце своем".

Эти фрагменты имеют важное психологическое значение. Они отра­жают переход от незрелой бихевиористской психологии к такой психо­логии, в которой учитывается реальность психического как такового, без конкретных деяний.

В евангельских рассказах содержится немало и других важных психо­логических открытий. За две тысячи лет до появления глубинной психоло­гии Иисус сформулировал концепцию психологической проекции: "И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазене чувствуешь?"

Он сознавал опасность психического отождествления с родителями и семьей. В настоящее время аналитики все еще встречают ссылки на ветхозаветную заповедь о необходимости чтить отца и мать своих как оправдание состояния бессознательной идентичности с родителями. Иисус достаточно ясно высказался по этому вопросу:

"Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч; ибо я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку домашние его".

Враги человеку— домашние его, потому что он наиболее склонен к бессознательной идентификации с теми, кто ему наиболее близок. Та­кие идентификации подлежат устранению, так как сознание полной отъединенности составляет предварительное условие индивидуации.

Разделяющий аспект того, что олицетворяет Иисус, более ясно выражен в высказывании, записанном в гностическом "Евангелии от Фомы": "17. Иисус говорит: "Люди думают, что Я пришел принести мир на землю. Но они не знают, что Я пришел принести на землю разлад, огонь, меч, войну. Действительно, если в доме находятся пятеро (человек), они станут трое против двоих и двое против троих—отец против сына и сын против отца—и станут они отъединенными".