–  Вы верите в пророка Мухаммеда?
– удивился я.
– Разве вы не православные?

–  Мы православные, - усмехнулся Дмитрий, - но вера не зашоривает наши глаза и не мешает видеть очевидное. Когда апостол Фома увидел воскресшего Христа, он не поверил в то, что увидел, потому что воскресение во плоти шло вразрез с его представлениями. Когда Христос явился Фоме, мир Фомы перевернулся и Фома спрятался в собственное неверие, как черепаха прячется в панцирь. Просветленный тем отличается от невежественного, что, столкнувшись с непознанным, не уподобляется Фоме, не отвергает увиденное и не пытается подогнать окружающее под собственные ожидания. Да, Мухаммед извратил учение Христа, да, православная церковь считает его лжепророком, но это не мешает нам относиться к нему с уважением. Лжепророк тоже может творить чудеса и кто, кроме бога, может сказать, кто пророк, а кто лжепророк? Фарисеи считали лжепророком Христа, они ошиблись, но их грех не в том, что они ошиблись, а в том, что они упорствовали в ошибке, не допуская ни малейшей возможности для собственной неправоты. Фарисеи были главной политической силой Иудеи, а где они сейчас? Запомни, Сергей, истинно верующий не тот, кто слепо отвергает чужую веру, а тот, кто размышляет и оценивает. Сердце склонно обманываться и лишь глупец ставит чувства превыше разума. Джордано Бруно взошел на костер, а Галилей отказался, "я могу ошибаться", сказал Галилей, и это были слова истинно верующего.

–  У Джордано Бруно не было особого выбора, - встряла в разговор Татьяна, - он сознательно встал на темную сторону, а это не прощается.

–  На какую такую темную сторону?
– не понял я.

–  Джордано возглавлял церковь Сатаны, - пояснила Татьяна.
– Ты не знал?

–  Во всех учебниках написано, что его сожгли за учение о множественности миров.

Дмитрий и Татьяна дружно расхохотались.

–  Да кого волновала эта множественность миров, - начал Дмитрий и осекся.

Я проследил направление его взгляда и увидел приближающегося мента. Еще двое стояли метрах в десяти рядом с УАЗиком-козлом с выключенной мигалкой на крышей, и пристально смотрели на нас. Они были в бронежилетах, а на груди у них висели короткоствольные автоматы. Что-то непохоже это на рутинную проверку документов. Ох, что-то сейчас начнется…

Высокий круглолицый сержант, похожий на толстяка из рекламы одноименного пива, остановился в шаге от меня, неразборчиво представился и потребовал документы. Я машинально полез под дубленку и сообразил, что не знаю, где паспорт. Нет, я знаю, где он - в рюкзачке, что лежит у меня дома. Что делать? Пудрить менту мозги, бежать, хвататься за пистолет или выпускать клыки?

–  Господь ждал темноты, - сказал Дмитрий, - и никто не внимал его словам. Ослепленный тишиной, он ждал темноты и время торчало кляпом в его глотке.

–  Эээ… - промемекал мент и захлопал глазами, как филин-переросток.

–  Когда печаль наполнит твои дни, - продолжал Дмитрий, - ты ускользнешь и завтрашний сон станет явью. Страна обетованная ждет повелителя полночного ветра, что пройдет через врата, с которых улыбаются ягнята. Ступай с миром.

Мент развернулся и бодро потопал назад.

–  Зря вы так, владыка, - сказала Татьяна, - это насторожит тех троих.

–  Расслабься, - ответил Дмитрий, - если они полезут в драку, Зина оскалит зубки.

Здоровенный сержант достиг товарищей и что-то им сказал. Лица ментов стали вытягиваться. Тощий усатый лейтенант что-то сказал в рацию, обалдевший сержант уселся в машину, а остальные трое ментов двинулись к нам. Они разошлись на дистанцию примерно полтора метра друг от друга и это мне не понравилось.

–  Этот мир имеет и свои недостатки, - сообщил Дмитрий.
– Стоит только задуматься о вечном, как сразу же появляется какой-то придурок, который все портит. Все-таки всеобщее равенство - ненужная и вредная химера.

–  Причем здесь всеобщее равенство?
– удивилась Татьяна, Дмитрий открыл рот, собираясь что-то ответить, но его прервал окрик лейтенанта:

–  Всем стоять на месте! Руки вверх!

Я поднял руки вверх и утратил материальность, просто так, на всякий случай. Дмитрий скорчил гневную гримасу, сложил пальцы правой руки щепотью и поднял вверх, как будто хотел благословить ментов. Он открыл рот и начал говорить:

–  Огонь начинает танец смерти, - но его слова оборвала хлесткая автоматная очередь.

Внутри меня просвистели три или четыре пули, это было довольно странное ощущение. Откуда-то брызнула горячая и липкая кровь, Татьяна тяжело рухнула на землю и ее рука прошла сквозь мое тело. Зина глухо застонала, ее тело, уже успевшее распластаться по заснеженному тротуару, зашевелилось и начало трансформироваться. Один за другим пальцы чернели и отваливались, они меняли форму, покрывались кожными складками, лицо плавилось и разлагалось на глазах, Зина как будто распадалась на множество мелких самостоятельных фрагментов. Внезапно я понял, что так оно и есть, она превращается в копошащуюся кучу каких-то мелких существ. Первое из них расправило крылья и спустя мгновение целая стая летучих мышей с комариным писком взмыла в морозный воздух.

Обалдевшие менты тупо смотрели на происходящее, я взглянул на них, они взглянули на меня и три длинные очереди перекрестили участок пространства, на который проецировалось мое нематериальное тело. В моем мозгу что-то щелкнуло, менты повернулись друг к другу и открыли огонь. Три трупа.

У одного из ментов из кармана выпала сложенная газета, в падении она развернулась и я прочитал заголовок, под которым красовалась цветная фотография удивительно хорошего качества для такой дрянной газетенки. "Вампиры ограбили супермаркет". Свобода слова, мать ее!