Шрифт:
– Ну, он сейчас в Италии, с той крашеной, помнишь, они еще так мило щебетали на афтепати?
Мне захотелось, чтоб девушки ушли, и я сделала вид, что расстроена. Отвернулась к стене, замолчала. Сработало - подруги засобирались, вспомнили про важные неотложные дела и поспешили покинуть больничную палату.
Все изменилось в моей жизни, как будто некто неведомый метлой вымел ненужное, наносное - вот, уходят прежние друзья, на работу совершенно не тянет, изменились привычки и пристрастия, да и я сама, кажется, даже внешне. И почему-то это совершенно не пугает. Напротив, появилось предчувствие чего-то хорошего, будто я только начинаю жить. Теперь я строю планы - но это больше похоже на мечтания. Наконец-то я захотела связать свою судьбу с кем-то, создать семью, родить ребенка... Странно, что я не хотела этого раньше. Может, нужно сказать спасибо аварии? Что-то меня потянуло на философствования.
Дни пролетали один за другим - похожие и разные, менялся пейзаж за окном, становилось все холоднее, и от апельсинов, что мне приносила Таня, стало пахнуть морозцем и приближающимися праздниками. А мне уже не терпелось встать на ноги и выйти из больницы.
Наконец, сняли гипс. Порезы на руках зажили, и доктор обещал, что со временем даже шрамов не останется. К ноющей боли я уже привыкла, и теперь с нетерпением ждала, когда разрешат ходить. Но сначала предстоял период реабилитации - массажа, бассейна, различных процедур. Но я больше не была овощем, и это очень радовало.
Таня помогла добраться до душевой, и я чуть не расплакалась от счастья, стоя под тугими горячими струями воды. Еще никогда я не получала столько удовольствия от процесса мытья. Мне все казалось новым, чужим - кожа, волосы, тело - будто не мое. Таня мыла меня, как маленькую, мы смеялись и кидались пушистой пеной, так, что к концу помывки и она вся была мокрой.
– Почему ты одна?
– спросила я ее, когда, закутавшись в полотенца, мы пили горячий кофе.
– Не знаю, - пожала она плечами. Как-то не посчастливилось. Была замужем, казалось, все в жизни пришло к знаменателю, остается только строить планы и надеяться на долгое и счастливое плавание вдвоем. Наверное, слишком доверяла... Или подруга попалась не та, которой стоило верить. В общем, однажды я застала их вдвоем.
Она замолчала, а мне неудобно было расспрашивать дальше.
– Но ничего, - она встряхнула волосами.
– Привыкла, перестала ждать, посвятила себя работе, и, видишь, не зря. Тебя вот встретила.
Я улыбнулась.
– Велико счастье нянчиться с разбитой колодой, - отшутилась.
– Чем собираешься заниматься после выписки?
– спросила она.
– Пока не думала, но на работу не пойду. Возьму отпуск и побуду дома.
Мне показалось, она что-то хочет спросить, и не решается.
– Надеюсь, ты не собираешься бросить меня? Мы ведь будем общаться и дальше?
– Вот это мне и было интересно, - с явным облегчением ответила она.
– Теперь тебе уже не будет нужна моя помощь. Может, захочешь вернуться к прежней жизни, и мне в ней не будет места...
– Перестань, - прервала я ее.
– Что бы ни было со мной, одного не изменить - ты мне просто необходима. Я не смогу уже без твоей дружбы. Понимаешь, у меня никогда не было человека, с которым я могла поделиться самым сокровенным, как с тобой. И я прошу - не лишай меня этой радости? Не оставляй меня?
Она обняла меня, и ее плечи вздрагивали - она плакала.
– Не оставлю. Обещаю. Ты тоже мне нужна, Ян... ой, прости, Анечка.
Она смутилась, я же пришла в замешательство: только что она чуть не назвала меня именем своей умершей подруги. Что это значит? Что я - лишь замена Яны? Что я похожа на нее? И как на это реагировать? Я промолчала. Но решила при случае выяснить, почему она ассоциирует меня с другой девушкой.
17
Тяжелая деревянная дверь на массивной пружине стала последним рубежом, разделяющим два мира: настоящую жизнь и временную, пропахшую лекарствами и казенной едой, надеждами и огорчениями, беспомощностью и одиночеством.
Выйдя на улицу, я захлебнулась позабытыми звуками мегаполиса: сиренами, шумом автомобилей. Несколько минут стояла на больничном крыльце, с восторгом рассматривая голые деревья, подернутые инеем, замерзшие лужицы, газон у ворот - зеленую траву в бисеринках льда. Осеннее небо накрыло город, серые тучи проносились так низко, что, казалось, задевали шпили высотных зданий. И воздух, наполненный выхлопами машин, запахом жареных беляшей из ларька, табачным дымом, показался прекраснейшим из ароматов после затхлого, спертого воздуха палаты.
Стой - не стой, а уходить придется.
Напоследок оглянулась на окна больницы, ища знакомые занавески, пробежалась взглядом по этажам, заметила силуэт Александра Евгеньевича - доктор стоял, грустно глядя на меня. Увидев, что я задержалась на нем глазами, криво улыбнулся, поднял руку, прощаясь. Я искренне улыбнулась в ответ, а сердце сжало чувство вины. Конечно, всех не обогреешь, но он - хороший человек и мне искренне хотелось бы, чтоб он нашел себе пару. Хоть и знала я откуда-то, что он будет одинок еще довольно долгое время, так же дичась людей и шарахаясь от пациенток.