Выполнив возложенные на меня обязанности, создав в Войске Польском реорганизованные сухопутные войска, ракетные соединения, войска ПВО, авиации и Военно-Морского Флота, я в 1956 году вернулся в Советский Союз. Вскоре возвратились из Польши и все советские генералы и офицеры» [142] .

Умер К.К. Рокоссовский в Москве 3 августа 1968 г. Урна с его прахом замурована в Кремлевской стене.

Среди высшего комначсостава РККА был один человек, повороты судьбы которого были просто удивительны. Ему исключительно везло, особенно в самые опасные моменты жизни. Это Мерецков Кирилл Афанасьевич. Его можно назвать счастливчиком, если не баловнем судьбы, несмотря на выпавшие на его долю испытания. Судите сами: в тридцать с небольшим он возглавляет штабы крупнейших в РККА военных округов (Московского, Белорусского, ОКДВА); зловещий 1937 год обходит его стороной, лишь немного пощекотав нервы; на финской кампании стал одним из немногих Героев Советского Союза (среди высшего комначсостава РККА); поднялся на вершину военной иерархии, заняв пост начальника Генерального штаба. Такой карьере можно только позавидовать! К тому же личное расположение со стороны Генсека партии И.В. Сталина... Единственный из высшего эшелона РККА (генерал армии, заместитель наркома!), попавший в следственные кабинеты НКВД и вышедший оттуда хоть и побитым, но живым. До него еще никому из командиров такого высокого ранга это не удавалось сделать...

Итак, 1937 год К.А. Мерецков пережил, но поволноваться ему пришлось изрядно. Обратимся к тем страницам его мемуаров «На службе народу», где он описывает свои впечатления после прибытия в СССР из республиканской Испании, где исполнял обязанности советника начальника Главного штаба ее армии. Сразу же по возвращении Мерецков попал на заседание Военного совета при наркоме обороны, членом которого он был с 1934 г. На данном заседании (1—4 июня 1937 г.) обсуждались вопросы, связанные с разоблачением «заговора» группы М.Н. Тухачевского, И.Э. Якира, И.П. Уборевича и других подельников, причем некоторые «камешки» летели и в «огород» комдива Мерецкова. Да не просто камешки, а целые булыжники...

«Незабываем июнь 1937 года, когда я после девятимесячного отсутствия ступил на родную землю. Тогда радость возвращения была омрачена печалью и ужасом известия о том, что Тухачевский, Уборевич, Якир и другие видные военачальники разоблачены как изменники и враги. Адъютант наркома Р.П. Хмельницкий поздравил меня с успешным возвращением и пригласил срочно прибыть в наркомат. Я ожидал, что мне придется рассказывать об испанских делах, и собирался доложить о том главном, что следовало, на мой взгляд, учесть как существенный опыт недавних военных действий. Получилось же совсем по-другому. В зале заседания наркомата собрались многие командиры из руководящего состава РККА и вскоре нас ознакомили с материалами относительно М.Н. Тухачевского и остальных. А еще через несколько дней в Кремле состоялось совещание высшего комсостава, на котором обсуждалось трагическое событие. Выступал ряд лиц и многие из них говорили о том, кого из числа обвиняемых они ранее подозревали и кому не доверяли.

Когда на совещании мне предоставили слово, я начал рассказывать о значении военного опыта, приобретенного в Испании. Обстановка была трудная, из зала слышались отдельные реплики в том духе, что я говорю не о главном. Ведь ни для кого не было секретом, что я долгие годы работал с Уборевичем бок о бок. И.В. Сталин перебил меня и начал задавать вопросы о моем отношении к повестке совещания. Я отвечал, что мне непонятны выступления товарищей, говоривших здесь о своих подозрениях и недоверии. Это странно выглядит: если они подозревали, то почему же до сих пор молчали? А я Уборевича ни в чем не подозревал, безоговорочно ему верил и никогда ничего дурного не замечал. Тут И.В. Сталин сказал: «Мы тоже верили им, а вас я понял правильно...» [143]

В мемуарах К.А. Мерецков лишь кратко упомянул о заседании Военного совета при наркоме обороны и своем в нем участии. На деле же он активно выступал по основным обсуждаемым вопросам, в частности, в споре между маршалом В.К. Блюхером и командармом 2-го ранга И.Ф. Федько он принял сторону Блюхера. Пришлось Мерецкову и каяться, касаясь совместной работы с И.П. Уборевичем. Из стенограммы заседания:

«Мерецков: Товарищи, мне особенно тяжело по двум причинам. 1-я причина. Я еще вчера ехал с испанских полей сражения большим гордецом, хвастаться хотел...

Сталин: Вы там себя хорошо вели.

Мерецков: Как наши люди умеют по указанию партии умирать.

Ворошилов: Сражаться и побеждать.

Мерецков: Это первое. А второе, я в течение двух лет был начальником штаба с Уборевичем.

Сталин: Что же?

Мерецков: Я считаю, что я был близок к нему и в этом отношении моя вина была больше всех, потому что я проспал, проспал рядом с врагом спокойно и должен сказать не только проспал, и было очень много случаев, что я слепо работал на его авторитет. {Голос: Занимался политиканством.) Подождите, о вас я тоже скажу в свое время. Уборевич в моих глазах был авторитетом. Исключительно напряженно я работал под его руководством. Я с таким же напряжением работал под руководством других командующих. Они здесь есть. Я верил Уборевичу, еще больше я верил Якиру. И всегда завидовал. Я говорил, что Уборевич очень большой барин в отношении к людям, если бы он был такой, как товарищи с Украины характеризуют Якира, Уборевич был бы незаменимым человеком.

Сталин: Якир был проще, это верно» [144] .

Мерецков выступил достаточно смело. Он продолжает «раздевать» своего бывшего командующего (И.П. Уборевича), не забывая по ходу критиковать и самого себя. Ознакомившись с показаниями членов группы Тухачевского, в том числе с показаниями А.И. Корка — бывшего командующего войсками Московского военного округа, Кирилл Афанасьевич в своем выступлении отреагировал на реплику начальника политуправления МВО дивизионного комиссара М.Г. Исаенко: