– Дай слово, что ответишь на вызов.

– Я сам тебя вызову, хотя бы потому, что дважды одно и то же повторять просишь. Через три дня я к твоим услугам: сегодня у нас среда, стало быть, в субботу, в два часа. Выбирай место.

– Здесь, в Бабицах, народу пропасть, – сказал Харламп, – как бы не вышли какие impedimenta [160] . Давай лучше в Липкове: там спокойней и мне сподручнее – мы в Бабицах стоим на квартирах.

– А вы столь же большой компанией прибудете, как сегодня? – предусмотрительно осведомился Заглоба.

– Нет, зачем! – ответил Харламп. – Я только с родичами своими, Селицкими, приеду. Да и вы тож, spero, пожалуете без драгун.

– Это, может, у вас на поединок являются с вооруженной охраной, – сказал пан Михал, – у нас так не принято.

– Значит, через три дня, в субботу, в Липкове? – повторил Харламп. – Встречаемся у корчмы, а теперь – с Богом!

– С Богом! – ответили Заглоба и Володыёвский.

Противники разъехались мирно. Пан Михал в восторге был от предстоящей забавы и пообещал себе, что отрежет литвину усы и презентует их Подбипятке. Остаток пути маленький рыцарь проделал в преотличнейшем настроении. В Заборове он застал королевича Казимира, который приехал туда поохотиться, но лишь издали поглядел на будущего монарха, поскольку спешил обратно. За два дня управился со всеми делами, осмотрел лошадей, расплатился с Тшасковским, вернулся в Варшаву и точно в срок, даже часом раньше, явился в Липков, сопровождаемый Заглобой и Кушелем, который был приглашен вторым секундантом.

Подъехав к корчме, которую держал еврей, они зашли внутрь промочить горло и за чаркой меду завели с хозяином беседу.

– А что, пархатый, дома здешний пан? – спросил Заглоба.

– Пан в городе.

– А много у вас в Липкове стоит шляхты?

– У нас пусто. Один только пан у меня остановился, сидит сейчас в чулане – богатый пан с лошадьми и прислугой.

– А отчего он не заехал в усадьбу?

– Видать, не знаком с нашим паном. Да и усадьба с месяц уже как на запоре.

– Может, это Харламп? – предположил Заглоба.

– Нет, – ответил Володыёвский.

– Ой, пан Михал, а мне сдается, он это.

– С какой еще стати!

– Пойду погляжу, кто таков. А давно у тебя пан этот?

– Сегодня приехал, двух часов нету.

– А откуда, не знаешь?

– Не знаю, издалека, верно, – лошадей совсем загнал. Люди говорили, из-за Вислы.

– Почему ж он именно здесь, в Липкове, остановился?

– Кто его знает?

– Пойду взгляну, – повторил Заглоба, – вдруг кто знакомый.

И, подойдя к закрытой двери в чулан, постучал в нее рукоятью сабли и спросил:

– Можно войти, милостивый сударь?

– А кто там? – отозвался изнутри голос.

– Свои, – ответил Заглоба, приотворяя дверь. – Прошу прощения, может, я не впору? – добавил он и просунул голову в щель.

И вдруг отпрянул и захлопнул дверь, точно смерть увидел. На лице его отобразились одновременно ужас и безмерное изумление; разинув рот, он уставился на друзей безумным взглядом.

– Что с тобой? – спросил Володыёвский.

– Тише! Ради Христа, тише! – проговорил Заглоба. – Там… Богун!

– Кто? Да что с тобою, сударь?

– Там… Богун!

Оба офицера вскочили как ужаленные.

– Ты что, братец, ума решился? Опамятуйся: кто там?

– Богун! Богун!

– Быть не может!

– Чтоб мне не сойти с этого места! Клянусь Богом и всеми святыми.

– Чего же ты всполошился? – сказал Володыёвский. – Коли так, значит, Господь его нашим препоручил заботам. Успокойся, сударь. Ты уверен, что это он?

– Как в том, что с тобой говорю. Своими глазами видел: он переодевался.

– А он тебя видел?

– Не знаю, нет как будто.

У Володыёвского сверкнули глаза точно угли.

– Эй, ты! – тихо позвал он корчмаря, махнув рукою. – Поди сюда! Есть еще оттуда выход?

– Нету, только один, через эту комнату.

– Кушель! К окну! – шепотом приказал Володыёвский. – Теперь ему от нас не уйти.

Кушель, ни слова не говоря, бросился вон из комнаты.

– Успокойся, сударь любезный, – сказал Володыёвский. – Не за тобой пришла костлявая, по его душу. Что он тебе может сделать? Ничего ровным счетом.

– Да это я от изумления никак не опомнюсь! – ответил Заглоба, а про себя подумал: «И вправду, чего мне страшиться? Пан Михал под боком – пускай Богун боится!»

И, напыжась грозно, схватился за саблю.

– Ну, пан Михал, теперь ему никуда не деться!

– Да он ли это? Мне все не верится. Что ему здесь делать?

– Хмельницкий его прислал шпионить. Это уж как пить дать! Погоди, пан Михал. Давай схватим его и поставим условие: либо он отдает княжну, либо мы его предаем правосудию.