Шрифт:
У разведчиков милиции была только твердая убежденность в виновности этой группы. Но на весах правосудия для эмоций и логических построений отведено очень мало места. Нужны факты, нужны убедительные, неопровержимые улики. На поиске таких улик сосредоточилась теперь вся энергия оперативных работников.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
До войны Виктор Леонидович Соколов был безусым юношей. Бриться он начал на фронте. В мешочек полученного им фронтового подарка чьи-то заботливые руки уложили простенький станочек безопасной бритвы. Солдатская бритва продолжала служить ему и после войны. Каждое утро Соколов привычно намыливал щеки и в три минуты сбривал чуть выросшую за сутки бороду.
В этот день он, впервые изменив долголетней привычке, повременил с бритьем до вечера и пришел в парикмахерскую на Невском проспекте.
Ждать пришлось долго. Соколов уже дважды пропустил очередь. Он ждал «своего» мастера. Наконец освободилось третье кресло справа, и Соколов вошел в ярко освещенный зал. Длинноногий парикмахер в белом халате окинул его оценивающим взглядом и, чуть наклонившись, полуутвердительно спросил:
— Будем бриться?
— И стричься, — добавил Соколов.
Так вот он Жорж! Теперь Соколов имел возможность сколько угодно всматриваться в его лицо. Никаких подозрений не мог вызвать у Жоржа такой интерес к его личности. Что еще остается делать человеку, облаченному в простыню и сидящему у зеркала, как не разглядывать своего мастера.
Жирное, самодовольное лицо. Наглость и трусость в маленьких сдвинутых к носу глазах. Неторопливые движения мягких, надушенных рук. Эти руки видела старушка в доме на Мойке… Какое орудие убийства держали они тогда?..
Ни один мускул не дрожит на лице Соколова. Обычный клиент у обычного мастера.
Жорж начал обрабатывать затылок клиента и наклонил его голову. Теперь Соколов видел только выстроившиеся на мраморной доске пузырьки с одеколоном и вежеталем. Прямо перед его глазами чернела надпись на флаконе:
«Цена освежения: Идеал на лицо — 1 р. Идеал на голову — 2 р.»
Было в этой надписи что-то от самого Жоржа, от его усиков и наглых глаз.
— Головку помоем?
— Обязательно.
Жорж стал заметно внимательней. Он, видимо, не ожидал ничего путного от клиента в гимнастерке с потертыми рукавами. Неожиданно появилась надежда заработать на дополнительных операциях. Клиент денег не жалел.
— Будете, извиняюсь, приезжие?
— Ленинградец.
— Не горячо?
Жорж щедро поливал редкие волосы Соколова теплой водой и развлекал клиента старыми анекдотами.
— В промкомбинате, извиняюсь, работаете?
Соколов утвердительно мотнул головой. Пальцы Жоржа стали еще мягче. Они ласкали щеки и подбородок Соколова, разглаживая воображаемые морщины. Они порхали, размахивая крылышками белейших салфеток. Чуть поджатые и оттопыренные мизинцы выражали беспредельное уважение к клиенту.
— Головку будем сушить?
— Пожалуй.
Поднимаясь с кресла, Соколов поощрительно сказал:
— Хорошо работаете.
Жорж по-холуйски поклонился и доверительно сообщил:
— Кто хоть раз у меня побывает — к другому не пойдет. Будьте здоровы. Заходите.
— Обязательно.
Соколов стал постоянным клиентом. Он приходил обычно по вечерам, перед закрытием парикмахерской и Жорж встречал его, как старого знакомого:
— Прошу, Виктор Леонидович.
Не задавая лишних вопросов, он по заведенному порядку подстригал, брил, «освежал» и сообщал вчерашние новости.
Только кассирша парикмахерской с неприязнью встречала нового клиента. Она знала его скверную манеру подолгу копаться в карманах, расплачиваться чуть ли не пятаками и по нескольку раз пересчитывать сдачу. Расплатившись, он еще долго закуривал и одевался так медленно, как будто у него болели все кости.
Каждый вечер в парикмахерскую к Жоржу приходили его друзья. Здесь в вестибюле они встречались, болтали, называли друг друга по имени, обменивались телефонами. Пересчитывая медяки у окошечка кассы, Соколов вслушивался в каждое слово, запоминал лица, записывал клички и телефоны. Он высматривал блондинку с родинкой у левого уха. Но Марго не появлялась. Он ждал упоминания о Кастальском и дождался.
Разговор происходил за его спиной. Какая-то женщина говорила свистящим раздраженным шепотом:
— Эти письма начинают меня злить. Зачем он упоминает о старухе? Напиши ему — пусть будет осторожнее.
Несколько монет выпали из рук Соколова и раскатились в разные стороны. Искать их было нелегко. Пришлось отодвигать стулья и заглядывать во все углы.
Разговаривал Жорж с маленькой костлявой шатенкой. Парикмахера не было слышно. Зато девица шипела достаточно внятно.
— О его матери все забыли. Никто больше не приходил и никуда ее не вызывали. Пусть не психует.