Теперь Антон завел их и прощелкал дату. День за днем. До сегодняшнего. Время шло вперед, жизнь сворачивала в обратное русло.

В новом заезде оказалось много молодежи, здоровой, шумной. Все были в одинаковых спортивных костюмах. У стойки регистрации притулили мешок с мячами. Сборы, наверно…

Последние тетки грузились в автобус.

«Нас не догонят!» — ритмично кричали солистки «Тату». Музыка неслась из уже заселенных номеров.

Антон поднялся в автобус одним из последних.

Проход был заставлен сумками, но никаких комплексов у Антона не возникло — люди вокруг были свои, да и думалось о другом.

Случайно он занял хорошее место, у окна. А потом уступил его Илье, и в душе мощно шевельнулась радость, что сделал приятное этому человечку. Антон видел: мальчишке нужен отец, и так захотелось быть наставником, кормильцем, примером для подражания…

Он вдруг осознал, что защитить мать и ребенка для мужчины такой же инстинкт, как для женщины — дать жизнь.

Ирина не заняла определенного места. То здесь присядет, с кем-нибудь поболтает, то там. Ее хохот, в котором смешались бравада, жизненная сила и яркий темперамент, разносился на весь автобус.

Кто-то принес бутылку водки, Ирина стала собирать единомышленников, появился Серега Саныч, тайком от заснувшей жены. Он полушепотом балагурил, разводил катавасию.

Римма и Влад, невеселые и неразлучные, на предложение выпить откликнулись тут же. Антону было так хорошо смотреть на этих людей, просто запоминать их, что он отказался. К тому же, если он не отгонял мысли о разлуке, которая приближалась со скоростью семьдесят километров в час, то на его глаза выступали слезы. А выпьет — вообще разрыдается. Не надо, успеет еще. И выпить, и разрыдаться.

Автобус остановился заправиться, и все вышли — улыбаясь, оглядываясь, потягиваясь. Пошли в магазин. Точнее, налетели как саранча. Скупили почти все мороженое. Римма требовала каких-нибудь консервов. Ей взяли буханку хлеба и банку кабачковой икры.

Илья излучал абсолютное счастье. Потому что взрослые вокруг были счастливы. Значит, мир — безопасен и светел.

А от избытка радости Илье требовалось вертеться. В результате, когда они вновь усаживались, его хлипкое мороженое полетело Антону на брюки. Ведь других мест нет.

Илья замер, растерянно глядя на пятно и не зная, чего ждать. Счастья будто и не было на его лице.

— Так! — решительно сказал Антон. — Бери мое мороженое. Я еще не касался.

Илья подчинился, но несмело, и когда понял, что подвоха нет, воспрянул, продолжил трещать о том, как на велосипеде выследил шпионов, при этом уже уплетал мороженое.

— Ты не боишься подавиться? — назидательно перебил его Антон, вытирая платком штанину.

Но Илья безошибочно уловил в его интонации доброту и потому, воскликнув «не-а!», с какой-то детской неосознанной благодарностью, даже подавшись к Антону, рассмеялся.

Автобус въехал в Москву.

Влад, полностью откинувшись на спинку кресла, смотрел в окно, а Римма смеялась, ела кабачковую икру с ножа…

Теперь водителя просили остановить у той или иной станции метро, не доезжая до вокзала.

«До свидания! — кричали поочередно. — До свидания всем!» Уходили.

Ирина тоже собрала сумки, стала всех обнимать, целовать. Поцеловала в щеку Антона, посмотрела на него нежно… Развернулась и пошла с Ильей к выходу.

Спускаясь, уже успела чему-то расхохотаться, а на улице махала им рукой и разрыдалась.

Автобус тронулся, и покрасневшее, беспомощное лицо любимой женщины исчезло.

«Не реви! — приказал себе Антон, стиснув зубы. — Не реви, я сказал!»

Но чувствовал, что не сдержится, и так испугался этого, что вдруг стал отчаянно молиться, просить силы…

Так и ехал, будто в прострации, окаменевший…

На автовокзале их встречала мама Аркадия. Полная красивая брюнетка с бесконечной добротой в глазах. Как у мадонны с картин эпохи Возрождения.

Антон испытал неловкость, потому что знал всю невеселую подноготную их семьи.

Аркадий сник, будто его прицепили на поводок, отошел от матери, стал бродить взад-вперед, трясти головой, что-то раздраженно бормотать…

А она разговаривала с женой Флегматичного, слушала ее, словно могущественного врача, и поглядывала на других спускавшихся пассажиров — тепло, внимательно, будто хотела увидеть их глазами сына, будто благодарила, что они не навредили ее ребенку, вернули живым и сохранным…

Антон крепко обнял Римму, Влада. Римма прослезилась. Влад ободряюще улыбнулся. Договорились не пропадать. Они ушли.