— Ладно, только я сейчас сбегаю за сигаретами, а то мама забыла, и мы пойдем.

— Давай поскорей.

— Хорошо!

Он действительно быстро вернулся. Пошли через хвойный лес. Там тоже был дом отдыха, только заброшенный.

— Так куда же нам идти? — выдал Илья, остановившись на перепутье. — А! По-моему, в ту сторону!

— Мы не заблудимся? — недоверчиво посмотрел на него Антон.

Мальчишка уверенно направлялся вперед, вглядываясь в приметы местности.

— Когда я шел сюда, заблудился. Но я спросил у Маленького Человечка, куда мне идти, и он подсказал.

— У какого Маленького Человечка?

— Это трудно объяснить, — сказал Илья, бодро шагая по замусоренной асфальтированной дорожке. — Он очень добрый. И всегда помогает мне. Он говорит мне — правильно я делаю или нет. Дело в том, что я волшебник. Начинающий, конечно. Мне нужно руководство. Что можно делать, а что нельзя. Например, дождик останавливать можно. Я сегодня так и сделал. Ведь собирались же тучи час назад, помнишь? А я сел на травку и пошушукал… Они сразу уплыли. А! Мы правильно идем! Вот эта зеленая лавка! Я как раз здесь заблудился, а Маленький Человечек мне прошептал: «Поверни направо».

Антон искоса наблюдал за сосредоточенным профилем Ильи, чувствовал, как на глазах становится горячо, и понимал — он полюбил этого мальчика навсегда.

Ему было легко представить Илью лет через пять-десять… Это вырастет здоровый паря, и мир будет предъявлять ему свои требования, жизнь — проверять на прочность, секс — ломать и строить, строить и ломать… На его внутренний мир будут покушаться разрушители, и ему придется упрятать его глубоко. Глубоко… Даже придется делать вид, что нет ничего. Правду будет знать только мама. А если повезет, еще кто-нибудь…

Детство, одинокое и солнечное, шло рядом, под мраком сосен… Антон чувствовал, как в сердце колышется радость…

Главная Тетка! Она не знает этого ребенка. А еще налетает… Антон ощутил потребность защищать Илью навсегда, насколько это возможно.

А тут внезапно они вышли к яркой полянке, на которой Римма и Сорокина загорали топлесс. Римма в этот момент переворачивалась и, увидев остолбеневшего Антона с расширившимися глазами, завизжала. Дремавшая Сорокина мгновенно, как ужаленная, вскочила — смешно, нелепо, с диким криком. Увидела ребят и будто гора с плеч свалилась. Но тут же опять закричала, по-девчачьи, на Римму:

— О Господи, дура, я подумала — лось вышел! Я их боюсь до смерти!

А все уже умирали со смеху.

Вообще атмосфера здесь была донельзя расслабляющая. Например, когда тетки возвращались с пляжа, они шли в бикини почти до самого корпуса и только метров за сто все-таки накидывали халаты.

Иногда реагировали на встречных Влада с Антоном: «Молодые люди, вы не подскажете, который час? Ты не думаешь, что рано потащила меня на обед?..»

По вечерам, вероятно, тоже выпивали, потому что с наступлением темноты начинали бродить по аллеям, под окнами, и петь, громко, с надрывом — «Напилася я пьяна…» и дальше «Где мой милый гуляет?», и еще «Если с любушкой на постелюшке — накажи его, Боже», и все в таком духе. Римма назвала явление так: «заклинания перед сном».

А однажды случилось событие — к теткам присоединился гармонист. И песни пошли повеселее.

Влад познакомился с Аркадием. И принес читать рукопись, в компьютерной распечатке. Аркадий был писателем. Он выиграл какой-то конкурс, и его отправили в дом отдыха, чтобы он творил в благоприятной атмосфере. Влад сообщил это беспечно, но свою хитрую улыбку сдержать не смог.

Антон, усевшись в холле, допоздна читал текст. Повесть была странная и увлекательная. О семье. Отец — тиран, мать — рабыня, сын — малахольный, которого завели вместо собаки и держали на поводке. Было ясно как дважды два: Аркадий пишет о своей жизни. Он рассказывал такие подробности скрытого внутрисемейного существования, что становилось неудобно.

Дочитав, Антон отправился побродить по темному парку. Повесть не отпускала. Равно как и личность Аркадия. Вот так посмеиваешься и не подозреваешь, что общаешься с будущим Достоевским, например.

А над Землей летел спутник. Антон, подняв голову, долго следил за красной мерцающей точкой в черном небе. Думал о вечности — через призму сегодняшнего благополучия. Грустил — красиво. И в поэтическом настроении отправился спать.

На следующий день он прежде всего поблагодарил Аркадия. Преодолел себя, подошел, сказал приятные искренние слова. Аркадий смотрел куда-то наискось вниз, беззащитно улыбался, повторял: «Спасибо… спасибо…» Между ними, словно между представителями разных планет, протянулась тонкая нить доверия. И этого было уже достаточно. Они поспешили разойтись.

А между Риммой и Владом происходил мощный светлый энергообмен. Может, это и называется любовью.

Антон сначала не замечал. Они, как всегда, бродили, болтали, плавали, загорали… Время кругом свободное, потому они никуда не торопились, ничего не пропускали, на все обращали внимание. Увидят необычное уродливое дерево, подойдут к нему. Изучат, полазают на нем, сфотографируются рядом. Или сорвутся ночью — пойдут на реку. Посмотреть зловещий вариант привычного пейзажа. Обязательно страшилки начнут рассказывать, как дети, пощекочут нервы. Или в деревню ближайшую отправятся — просто посмотреть, магазинчик какой-нибудь бестолковый отыскать, за козами у дорог понаблюдать.