Станиславский призывал актеров любить искусство в себе, а не себя в искусстве. Но, чего греха таить, артисты, особенно артистки, не часто следуют этому: они больше любят себя, боятся показаться в роли некрасивыми. Им важно, как они выглядят в профиль, идет ли им это платье или к лицу этот шарфик, не потеряют ли они своей привлекательности в том или ином ракурсе, при том или ином освещении…

С Вией Артмане такого быть не может — она даже и не думает о таких посторонних, далеких от творчества вещах. И подтверждение тому — ее роли. Я упомянул здесь только три из них — Соня, Джулия Ламберт и жена крупного партийца. Работы настолько многогранные, и при этом такие полярные, такие непохожие, что даже не приходит мысль их сравнивать. Роли настолько по-разному сыгранные, что кажется — сделаны они тремя актрисами, тремя крупными художниками…

В Одессе, на кинофестивале «Дюк», где демонстрировался и «Катафалк», я, сидя в зрительном зале, невольно воскликнул: «Боженька!..» Вия Артмане, к сожалению, не слышала этого выражения моего восторга, преклонения перед ее подвигом актрисы, творца, незаурядной женщины — она тогда не смогла приехать в Одессу…

После оформления пенсии по инвалидности, когда надо было начинать свою жизнь в искусстве по сути дела сначала, я решился принять предложения студий «Ленфильм» и имени Довженко ставить у них фильмы.

Ленинградцы хотели экранизировать повесть И.Герасимова «Соловьи». Ее содержание очень соответствовало моему тогдашнему душевному и физическому состоянию. Главный герой повести, инженер, строивший атомную электростанцию, еще с войны носил в своем позвоночнике осколок. Операция была невозможна, и герой так и жил, страдая от болей в спине. Мне эти чувства были в какой-то мере понятны — я сам только что отвалялся на больничной койке и знал, что это такое, когда нельзя резко повернуться, нагнуться…

Мелодрама строилась на том, что девушка-журналистка приходила к инженеру несколько раз брать интервью… В конце концов они полюбили друг друга, однако герой, понимая, что может умереть от осколка в любой момент, отказался от возможности счастья…

Но сценарий, который бы удовлетворил меня, не получился. Еще лежа в больнице, я прочитал повесть Анатолия Калинина «Цыган». Она меня увлекла необычностью описания судьбы главного персонажа — до этого в нашей литературе темы цыган в таком виде не касались. И я предложил «Ленфильму» экранизацию повести. На что в строгой, чопорной северной столице мне заявили: «Нам еще цыганщины не хватало! Достаточно того, что они пляшут и поют на эстраде, а тут целый фильм посвящать этому…»

Когда директор студии имени Довженко Василий Васильевич Цвиркунов пришел навестить меня в Москве, то в разговоре со мной он сказал: «Ты у нас учился, дебютировал как актер, тебе и как режиссеру надо дебютировать у нас. Что бы ты хотел поставить?» — «Вот если бы попробовать экранизировать „Цыгана“?..»

В Киеве прочитали повесть и дали «добро».

Картина «Цыган» была моей первой самостоятельной режиссерской работой. И вкладывал я в нее больше, чем надо было бы: по своей неопытности я никому не доверял — даже гримерам, реквизиторам… Во все влезал сам. Кроме того, я еще играл и главную роль — Будулая. Поначалу я не собирался этого, делать, поскольку ходил еще в корсете, а Будулай по фильму должен и на лошади скакать, и танцевать… Я искал исполнителя, делал многочисленные пробы актерам, даже из цыган, но меня никто не убедил своим видением этой роли.

Готовясь к фильму, я не просто собирал материал о жизни цыган — я неделями жил в таборах, которых немало тогда кочевало по Украине. Таборные цыгане — это совсем не то, что цыгане на эстраде. Я изучал их законы, привычки, представления о жизни. Мне хотелось узнать об этом народе то, чего не знали другие. Да, есть литература о цыганах, есть ученые, которые занимаются их историей, их происхождением, их языком… Но в этих книгах я не нашел того, что можно увидеть, услышать, почувствовать лишь при непосредственном общении с людьми.

Например, я узнал, что такое настоящие цыганские танцы. И горжусь тем, что в фильме танцую как настоящий цыган. Оказалось, история цыганского народного танца не просто занимательна и удивительна, она — поразительна и полна необъяснимого, непонятного нам, обычным людям, смысла.

Оказалось, что у цыган есть и своя азбука. Нет, не в привычном нам понимании. Их азбука — это особого рода знаки, понятия. Например, подъезжая к какому-нибудь хутору или селу, цыгане уже знают, кто здесь председатель сельсовета, кто его жена, дети, какие у них в семье отношения… И это касается не только заметного в селе человека. Цыгане знают многое и о прочих жителях. Откуда? А эти сведения оставили цыгане из другого табора, который проезжал здесь когда-то. То есть они оставили какие-то непонятные нам, непосвященным, знаки.

Отсюда тайна гадания цыганок. Когда они гадают хуторянкам, то рассказывают о их жизни такое, что постороннему человеку не может быть известно. Цыганки знают подробности о мечтах, желаниях, горестях простодушных женщин. Люди, не понимающие, откуда у цыганок такие сведения, поражаются, считая это мистикой. На самом же деле гадалки просто обладают предварительной информацией.

Во время съемок фильма на хуторе Пухляковском я познакомился с цыганкой Верой: там было несколько домов, где жили оседлые цыгане, которые у меня же и снимались. Не раз во время работы над той или иной сценой я обращался к Вере за советом, что-то спрашивал у нее, уточнял. Обычно мы с ней отходили в сторонку от съемочной площадки, и она отвечала на мои вопросы. Но при этом все время оглядывалась — словно опасалась чего-то. Может быть, боялась, что цыгане заподозрят ее в том, что она рассказывает чужаку что-то лишнее про цыган, раскрывает их тайны, то, чего не следует знать человеку не их племени. Может, боялась чего-то еще… Но только однажды, на следующий день после такой «консультации», Вера не появилась на съемочной площадке. Оказалось, что муж исколотил ее до полусмерти. За что — выяснить мне не удалось. Возможно, он приревновал Веру к Будулаю, поскольку она разговаривала с ним, то бишь со мной, наедине, без свидетелей. Возможно, мужу не понравилось, что Вера была со мной излишне откровенна, рассказывая о цыганах…