Дверь приоткрылась.

— Даня, обед на столе, приглашай гостя, — сказав это, Катюша стрельнула глазами на мужа, а мне она, как показалось, чуть улыбнулась. Что бы это значило?

За обедом болтали о чем угодно, только не о «Почтовом романе»

— Ну, на посошок, — сказал Даниил, наливая в рюмки коньяк.

«Неужели так и расстанемся?»— мучила меня тревожная мысль. Он чокнулся со мной, выпил. Выпил и я.

— Даня, ну, чего ты? — о чем-то напомнила Катя мужу.

— Значит так, Евгений, говорил ты о сценарии витиевато. Но не это главное. Главное, что ты сердцем понимаешь то, о чем я писал… Ставь, черт с тобой. Мне не впервой рисковать.

Тут бы мне рассыпаться словами благодарности, обнять бы его… Ничего подобного я не мог сделать — до такой степени душа моя была переполнена счастьем. Я схватил сценарий, уже как свой, и засуетился уходить. Храбровицкий крепко пожал мне руку, а Катя, закрывая за мной дверь, шепнула: «Удачи вам, Евгений Семенович, я очень рада!»

Где ставить? Ясно, что первая студия, которой я должен был предложить сценарий, — киностудия имени Довженко. Во-первых, это они дали мне возможность попробовать себя в режиссуре. Во-вторых, я дал слово, что следующую постановку я осуществлю именно у «Довженко». В-третьих, после «Цыгана», его зрительского успеха, приза на межзональном кинофестивале ко мне на студии очень хорошее отношение. А поскольку я «размножаюсь» только в атмосфере доброжелательности, доверительности, то нет смысла раздумывать и бежать от лучшего к худшему.

Подготовительный период прошел напряженно и увлекательно: изучение исторических материалов, посещение города Очакова, где Шмидт сидел под арестом перед казнью, острова Березань, где он и его товарищи были казнены и, конечно, Севастополя, где развивались трагические события…

При посещении музея им. П.П.Шмидта мы с оператором Вадимом Ильенко, замечательным мастером своего дела, прелестнейшим человеком и товарищем, настояли на встрече с людьми, которые видели самого Шмидта и были свидетелями событий 1905 года — восстания на крейсере.

И тут нас подстерегала неожиданность…

— Ой! Не надо, Евгений Семенович! — словно чего-то опасаясь, начала отговаривать нас научный работник музея.

— Почему? — недоумевал я. — Не встретиться с живыми свидетелями тех времен — просто грех! Пожалуйста, устройте нам свидание с ними.

— Ладно… Но… В общем, сведем вас с ними… — Музейная работница сказала это как-то без особого энтузиазма, видимо, знала что-то и недоговаривала…

Встреча состоялась через пару дней.

Пришли два старика: одному 87 лет, другому 88.

— Пожалуйста, расскажите нам, как вы видели Шмидта, о чем говорили с ним? Какое впечатление он произвел на вас?.. Пожалуйста, всё, всё, что помните…

И тут началось нечто такое, что походило на цирковую клоунаду.

— Давайте я расскажу, — блеснув двумя рядами стальных зубов, сказал старик, который был постарше.

— Почему ето ты? — прошамкал другой, беззубый, который помоложе. — Ты вчерась в «Артеке» выступал, а я дома сидел. — И он начал свой рассказ почему-то очень громко:

— Стою я, ето, на часах. Да-а… Стою, значеть. Глядь — идеть Петр Петрович. Я — в струнку, руку под бескозырку и: «Здравия желаю, ваше здительство!..» Четко так ему рапортую… Тогда у меня зубы хорошие были… А он, Петр Петрович, значеть, так чинно отдал мне честь и пошел, и пошел, ето, по палубе…

— Чево врешь-то, чево врешь людям?! Ты на корабле-то и не был! Ты же на берегу служил!.. — возмутился стальнозубый и тоже закричал: — Ты трехкомнатную квартиру отхватил и помалкивай!

— Чаво, чаво?! — прокричал беззубый, оттопыривая ухо ладонью. И с силой стукнул тростью об пол. — А ты обчество «Знание» замучил: «Дайте лекцию про Шмидта рассказать!..»

От перепалки стариков стало неловко. Я уже не знал, как закруглить эту «консультацию», и взглядом дал понять научному работнику музея: «Пора заканчивать встречу»…

— Я же вам говорила, — шепнула она мне. Потом, улыбаясь, обратилась к старикам: — Товарищи ветераны революции, наши московские гости благодарят вас за интересный рассказ…