Их голоса вибрировали, красно-белые одеяния мелькали перед глазами… Вдруг она увидела прямо на сцене доктора Макгрене. Торжествующе помахав ей пистолетом, он спрыгнул в зал и побежал к ней.

— Берите! Вон его куда отбросило, еле нашел.

Тяжелый металл неприятно оттягивал ей руку.

Михал танцевал. Опустив голову и тяжело дыша, топтался на месте и думал только об одном: скорей бы кончилась эта музыка, скорее! Ведь не танцуют же без музыки. А когда все остановятся, надо будет резко прыгнуть в сторону и бросаться к выходу. Если он еще будет в силах проделать это… Ноги налились свинцом, спина болела, кровь гудела в ушах. Он несколько раз останавливался, но сильные удары в зад заставляли его продолжать этот жуткий танец. А они смеялись… Иногда кто-то из них подскакивал к нему совсем близко и отрывисто выкрикивал что-то.

— Эй, голову выше держи, чего нос повесил! — В его щеку ткнулся чей-то кулак. Все засмеялись.

— Я умру, — вдруг тихо сказал себе Михал. — Я сейчас умру, или они потом найдут меня и убьют.

Вдруг хоровод распался, и он увидел прямо перед собой доктора Макгрене. На смуглом лице спасительно сияли темные глаза. Михал бросился к нему, протягивая вперед руки. Он поскользнулся, упал, подвернул ногу и до крови разбил себе нос. Кто-то из них ударил его ногой, но ему уже было все равно, он понял, что спасен.

Гилли видел, в зале что-то происходит, но не особенно старался понять, что именно. Наверное, какая-нибудь драка. Это часто бывает на таких концертах. Салли он тоже не видел. Он пел… «Отвращенье чрез наслажденье…» Ему почему-то нравилась эта песня, он сам не мог понять чем. «Везде и всегда…» Какой теперь жизнью он жил… Никогда бы раньше не мог подумать… Две жизни в нем соединились в одну…

— Смотри! — Шемас толкнул локтем Кэвина, показывая ему на окровавленного Михала, который полз по полу в сторону двери. — Пошли за ним!

В прохладном воздухе было разлито лунное серебро. На маленьком холмике сидел Михал, закрывая лицо руками. Он весь дрожал, одежда на нем была разорвана, на правой скуле темнел синяк.

— Гляди-ка, Кэвин, — весело крикнул Шемас, — кто это тут сидит!

Михал вздрогнул и громко застонал, но вокруг царило такое прочное безмолвие, что даже эхо не сочло нужным отвечать ему. Рядом в своем серебряном плаще тихо плескалась река. Шемас подошел к нему.

— Чего еще вам от меня надо?

— Всего! — ответил Шемас и засмеялся.

— Какой у вас страшный смех…

— Я просто шучу. Я ведь шутник, ты помнишь?

— Оставьте меня в покое!

— Ты хочешь остаться с этими в зале? Пойми, нам надо объединиться и сматываться отсюда поскорее.

— Я не понимаю, — простонал Михал.

— Ну, объясни ты ему, Кэвин. Мне сейчас что-то совсем не хочется говорить по-английски.

— Михал. Если хочешь уйти отсюда живым, ты должен объединиться с нами, и мы все вместе пробьем себе путь к спасению.

Михал недоверчиво посмотрел на него, подозревая, что это очередной розыгрыш.

— Ну… ладно… Лучше уж с вами быть, чем там.

— Молодец!

Салли стояла перед низкой сценой. Она была готова. Подняв пистолет, она медленно навела его на Анну. Шамаш взглядом следил за ней и чувствовал, что его сердце готово выпрыгнуть из груди и упасть на грязный пол танцевального зала. Он сунул руки в карманы, потом вынул их, опять сунул.

— Ну, смелее! — крикнул он, услышав, что музыка начинает постепенно затухать.

Она кивнула, не повернув к нему головы, и в который раз вспомнила о Джордже. Да, он не боялся ни жизни, ни смерти. Она подняла глаза на сцену. Гилли. Патрик. Яблоневый сад… Как он боялся жизни… И смерти он тоже боялся, так боялся, что добился себе еще одной жизни… Но достоин ли он ее? Гилли даже не смотрел в ее сторону. И что эта Анна могла найти в нем?

— Стыда у тебя нет, — процедила она сквозь зубы. — Ты никогда не жил, ты и сейчас не живешь.

А сама она? Разве она не боялась жизни?

— Ну, стреляйте! — крикнул Шамаш.

— Сейчас, — прошептала она. Салли резко нажала на курок, и Гилли пошатнулся. Так ему и надо, — подумала она грустно.

Она опять подняла руку с пистолетом и выстрелила. Пуля пробила его гитару, и он упал на колени. Изо рта хлынула кровь. Микрофон упал вместе с ним, и зал огласился странными хрипами:

— Я жив… Я воскресну… Начало конца…