— Пол-литра за ужином, сэр.

— Думаю, это разумно, — сказал Фалькенберг. — Что ж, похоже, вы неплохо справляетесь. Будем через несколько дней. Конец связи.

Образовался миллион других дел. В полдень я услышал звук трубы, зовущей на обед, и пошел посмотреть, кто это делает. Капрал, которого я не узнал, играл на надраенной медной трубе.

— Мне нужно несколько дней, чтобы запомнить всех по именам, капрал, — сказал я ему. — Вот вас как зовут?

— Капрал Брейди, сэр.

— Вы хорошо играете.

— Спасибо, сэр.

Я снова посмотрел на него и понял, что его лицо мне знакомо. Кажется, я видел его на триви. У него была собственная группа и певцы. Выступали в ночных клубах, по крайней мере так сказали в передаче. Я задумался, что делает такой человек в морской пехоте, но не стал спрашивать. Попытался вспомнить его настоящее имя, но не смог. Но точно не Брейди, в этом я был уверен.

— Вы даете здесь все сигналы?

— Да, сэр. Приказ центуриона.

— Хорошо. Продолжайте, Брейди.

Весь день труба направляла людей на разные задания. А за час до ужина прозвучал формальный сигнал вечерней поверки. Флаг Совладения спустили, и все, кто не был занят на постах, выстроились и смотрели на это, а Брейди сыграл гимн. И пока складывали флаг, я вспоминал лекцию о военном руководстве, которую нам читали в Академии.

Инструктором был высохший майор морской пехоты с одной настоящей и одной искусственной рукой. Мы должны были догадаться, какая из рук искусственная, но так и не смогли. Лекция, которую я вспомнил, посвящалась церемониалам. «Никогда не забывайте, — говорил нам инструктор, — что разница между армией и толпой состоит в традициях и дисциплине. Вы не можете установить дисциплину в войсках, которые чувствуют, что с ними обращаются несправедливо. Даже тот, кого наказывают несправедливо, должен понимать, что заслужил наказание. Вы не можете навязать дисциплину толпе, поэтому нужно напоминать вашим людям, что они солдаты. И самое мощное орудие для этого — церемонии. Церемонии справедливо осуждают за дороговизну. Большой Сенат постоянно стремится отобрать у нас мундиры, значки, знамена и прочие так называемые нефункциональные предметы, которые мы используем. Сенату везет, потому что ему никак не удается это сделать. Но в тот день, когда он этого добьется, он получит армию, не способную его защитить.

Солдаты будут ворчать по поводу церемоний, «поплюй и надрай» и тому подобного, но без всего этого они не могут оставаться армией. Люди сражаются не из-за денег, а из-за гордости, и служба, которой не гордишься, долго не продлится».

«Может быть», — подумал я. Но в свой первый день в крепости Вирсавия, когда необходимо сделать тысячу дел, я вполне мог бы обойтись без церемонии вечерней поверки. Однако меня не спросили. К тому времени, как я понял, что происходит, Либерман уже сделал все необходимые приготовления и отдал приказы.

К ужину мы все организовали на ночь. За день Ардвайн пропустил через дорожный блокпост почти триста человек и собрал сотни образцов оружия, в основном устаревшие ружья; среди них были даже такие, которые заряжаются со ствола, кустарно изготовленные на Арарате.

В сумерки мы закрыли дорогу. Вдоль нее бродили лучи прожекторов, и в нескольких местах мы перегородили дорогу заплатами из бревен. Ардвайн со своим отрядом окопался там, откуда мог накрыть огнем весь район, а мы могли прикрыть их из крепости. Все выглядело очень неплохо.

Протрубили вечернюю зорю, и крепость Вирсавия начала устраиваться на ночь.

Я обошел расположение, приглядываясь ко всему. Система сигнализации, основанная на теплоизлучении тела, на которую рассчитывали предыдущие обитатели крепости, была уничтожена, когда мы взорвали бункер, но мы привезли свое оборудование. Я не очень доверяю пассивному оборудованию, однако в данном случае оснований для беспокойства не было. Либерман расставил во все башни часовых, оснащенных биноклями с усилением. И еще несколько человек постоянно наблюдали за инфракрасными экранами.

— Мы достаточно обеспечили свою безопасность, — сказал Либерман. — Если лейтенант ляжет отдыхать, я прослежу за сменой часовых.

Он проводил меня до моей квартиры. Хартц уже приготовил ее для меня. Пулевые отверстия в стенах были заделаны. Оборудование разложено так, чтобы я легко мог им воспользоваться. Плащ и ранец самого Хартца лежали в прихожей.

Был даже кофе. На спиртовой лампе грелся котелок.

— Можете все оставить на нас, — сказал Либерман. Хартц улыбнулся:

— Конечно. Лейтенанты заканчивают Академию без мозолей, но мы делаем из них генералов.

— Ну, для этого потребуется немало усилий, — ответил я и пригласил Либермана в гостиную. Там стоял стол, а на нем макет крепости. Его изготовил Флаун, но ничего хорошего ему это не принесло.

— Садитесь. Хотите кофе, центурион?

— Совсем немного, сэр. Мне лучше вернуться к своим обязанностям.

— Разбудите меня на следующую вахту.

— Если лейтенант приказывает.

— Я просто… черт побери, Либерман, почему вы не хотите, чтобы я принимал участие в дежурстве?

— В этом нет необходимости, сэр. Могу я внести предложение?