Но обидно для Тимоея было слово — «бездомный», ибо подъ этимъ словомъ разумется и непутевая голова, и голый бднякъ, и нищій, и воръ. Ни къ одному изъ этихъ классовъ Тимоей не желалъ причислить себя, да и на самомъ дл не принадлежалъ къ бездомовнымъ людямъ. Правда, особенной страсти городить у него не было, но домъ онъ имлъ; при новенькой и чистенькой изб подстроены были сни и чуланъ — пока больше ничего. Двора въ настоящемъ смысл ему не удалось поставить. То пространство, которое принадлежало къ его усадьб, загородили съ двухъ сторонъ сосди, такъ что это пространство походило нсколько на дворъ, но за то третья сторона, выходящая на улицу, не была ничмъ заставлена. Круглое лто у Тимоея на двор росла трава, ради которой весь деревенскій скотъ ежедневно по вечерамъ навдывался къ нему, но Тимоей никогда не обращалъ вниманія на коровъ, лошадей, свиней и овецъ, когда он паслись на его усадьб, и не сгонялъ ихъ, можетъ быть, потому, что своихъ животныхъ у него еще не было. Кром травы, посредин двора у него зіяла яма, которую онъ выкопалъ въ тревожныя минуты, думая, что современемъ она будетъ погребомъ. Потомъ, въ углу, подл чулана, стояла какая-то невыразимая постройка, врод шалаша, покрытая соломой и мочаломъ. Таково было хозяйство Тимоея.

Это, впрочемъ, въ лтній сезонъ. Съ конца осени видъ Тимоеевой усадьбы рзко измнялся: дворъ и домъ доверху занесены снгомъ, кругомъ — горы сугробовъ, и всякая жизнь, прекратилась, потому что хозяевъ здсь больше не было. Тимоей съ женой съ конца осени существовали гд-нибудь въ другомъ дом, у кого-нибудь изъ сосдей, покидая свое пустое хозяйство. Вся забота Тимоея, въ продолженіе зимы, состояла въ томъ, что онъ отъ времени до времени подходилъ къ лтнему своему мстопребыванію и смотрлъ, до самаго-ли верха занесенъ домъ его, или еще его видать.

Происходила такая перекочевка вотъ какъ.

Къ концу лта Тимоей съ женой устраивали обыкновенно заборъ, съ воротами и калиткой. Хворостъ и жерди доставались какъ-нибудь, случайно, между дломъ. Встртится сторожъ изъ казеннаго лса, разговорится о томъ, о семъ, а, между прочимъ, и о томъ, какъ бы хорошо было теперь достать гд-нибудь папушку табаку; на это Тимоей отвчаетъ, что папушку — это возможно, но и онъ съ своей стороны очень желалъ бы, чтобы у него были жердочки и хоть полвоза, хворосту.

— Ну, такъ ты навдайся въ лсъ ночкомъ, — говорить дипломатически сторожъ.

— О какую пору?

— Когда хошь, только чтобы папушка была представлена. Да ты смотри, идолъ, не попадись!

— Вона! Чай, я не маленькій!

Такимъ образомъ, черезъ нсколько дней у Тимоея на двор лежалъ возъ хвороста и нсколько жердей, которыя, по его разсказамъ, онъ очень сходно купилъ, что и дйствительно было справедливо. Досталъ онъ ихъ случайно, безъ труда, но откажи ему лсной сторожъ — онъ и не подумалъ бы печалиться. Въ другой разъ сосновыя жерди достались ему иначе. Шелъ онъ однажды раннимъ утромъ мимо постоялаго двора, стоящаго на пустоши, далеко отъ деревни, и видитъ — лежатъ прямо на дорог штукъ семь сосновыхъ слегъ. «Ишь вдь, дуракъ, бросилъ гнить на дожд… чмъ бы въ пользу употребить дерево, а онъ кинулъ ихъ въ канаву!» — разсуждалъ Тимоей, подобралъ валявшіяся слеги, взвалилъ на плечо и пошелъ. Еслибы этихъ слегъ случайно не увидалъ онъ, то, наврное, и не подумалъ бы о своемъ забор, потому что до сихъ поръ съ смутнымъ страхомъ сторонился отъ того мучительнаго и оподляющаго процесса, путемъ котораго въ деревн созидается самое дрянное хозяйство.

Получивъ случайно хворостъ и жерди. Тимоей при помощи жены отгораживался отъ улицы, заплеталъ плетень и воздвигалъ ворота, самъ увлекаясь своимъ твореніемъ. Воткнувъ послдній колъ въ землю, онъ отходилъ въ сторону и оттуда смотрлъ, любуясь великолпнымъ заборомъ. «Вотъ такъ заборъ! Знатный!» — говорилъ онъ жен съ гордостью настоящаго хозяина. Но это восхищеніе продолжалось всего дня два, три. Дале, онъ забывалъ.

Приходила осень. Наступали морозы. Тимоей и жена очень зябли. Кое-какъ собранныя за лто дрова выходили. Топить печку и варить картошку нельзя. Наконецъ, когда послдняя охапка осиннику сгорала въ холодной печк, Тимоей впадалъ въ уныніе. На печк, гд онъ съ женой спалъ, климатъ пеоеходилъ постепенно отъ жаркаго къ умренному, отъ умреннаго къ холодному. Въ изб наступалъ ледовитмй періодъ. Чистая смерть! Тимоей первый день терплъ; онъ и жена накрывались шубой, стараясь думать обо всемъ, только не о дровахъ. Проспавъ кое-какъ ночь въ стуж, на другой день чуть свтъ Тимоей отрубалъ аршина полтора великолпнаго забора, а жена топила печку, пекла хлбъ и варила картошку. Въ слдующій день онъ еще отрубалъ аршина полтора забора, и въ какую-нибудь недлю загородь пропадала: оставались одни ворота со столбиками. Но, не видя никакого смысла въ воротахъ посл всего случившагося, онъ кололъ и ихъ на дрова. Посл этого въ дом окончательно на цлую зиму наступалъ ледовитый періодъ, и обитатели его перекочевывали къ кому-нибудь изъ сосдей, гд за умренную плату имъ отводили уголъ. «Вотъ тутъ», — говорили имъ хозяева, отмривая строго опредленныя границы, за которыя до слдующей весны они и не переступали.

И надо сказать, что подобныхъ жителей въ деревн было много. Все это изъ-за однихъ дровъ. Сколько людей погибло въ этой мстности изъ-за дровъ! Когда только наступала зима, съ десятокъ семействъ каждогодно трогалось съ мста, подобно птицамъ, и вс отыскивали теплыя мста, понимая это слово въ буквальномъ смысл. Одни шли въ городъ, гд нанимались въ кучера или длались водовозами, другіе разсевались по окрестностямъ, нанимая углы, гд и сидли всю зиму, какъ куры. Женщины по большей части нанимались въ кухарки, поступали къ прачкамъ, кто куда могъ. Но какъ проводили зиму т, на плечахъ которыхъ сидли ребята, трудно и сказать что-нибудь опредленное.

Что касается Тимоея и жены его, нельзя сказать, чтобы они чувствовали неловкость своего положенія. Также, какъ и лто, они проводили беззаботно и зиму. И понятно. Дтей они не имли, домашняго скота тоже, а единственное ихъ животное — огромный котъ съ облупившеюся шкурой, на зиму куда-то самъ уходилъ, добывая пропитаніе своими средствами. Но кром того, что заботиться имъ было не о комъ, оба были здоровы, молоды, выносливы и легкомысленны въ душ. Что имъ попадалось подъ руки, то и ладно. Отсутствіемъ настоящаго хозяйства Тимоей не только не тяготился, но иногда радъ былъ своей бездомовности. Деревенская жизнь еще не вовлекла его въ тотъ кругъ оподленія и страданія, изъ котораго люди идутъ совсмъ какъ изъ омута или появляются на свтъ Божій поломанными, разбитыми и одураченными. Тимоей какъ-то инстинктивно увертывался отъ этого круга, избгая чисто-зоологическимъ чутьемъ поставленной жизнью западни.

Потому что всякое улучшеніе быта въ этой деревн сопряжено съ такимъ мучительствомъ, что самые сильные жители неминуемо оканчиваютъ отчаяніемъ; каждая мелочь, нестоющая понюха табаку, достается мужику посл ряда страданій. Одинъ погибъ изъ-за дровъ (озябъ и убжалъ изъ дому), другой — изъ-за полушубка (занялъ семь рублей, не отдалъ и поступилъ въ работу), третій кончилъ жизнь вслдствіе покупки телушки, которая въ продолженіе зимы, вмст съ сномъ, съла, между прочимъ, своего хозяина.

Изъ этого положенія два выхода: если житель во что бы то ни стало желаетъ улучшить свою жизнь, то не долженъ гнушаться кулачества и другихъ видовъ негодяйства, или долженъ бросить все и жить какъ Богъ пошлетъ. Послдняго исхода и придерживался Тимоей, чувствуя безсознательное отвращеніе къ подлости, не согласовавшейся съ его молодою искренностью.