Тотъ началъ его перелистывать и спросилъ довольно сносно по русски:

— А отчего визы сербскаго консула нтъ?

— Да разв нужно? — удивился Николай Ивановичъ. — Австрійская есть, турецкая есть.

— Надо отъ сербскаго консула тоже. Давайте четыре динара…Четыре франка… — пояснилъ онъ. — Давайте за гербовыя марки на визу.

— Съ удовольствіемъ-бы, но у меня, голубчикъ, братъ-славянинъ, только русскіе рубли да австрійскіе гульдены. Если можно размнять, то вотъ трехрублевая бумажка.

— Нтъ, ужъ лучше давайте гульдены.

Николай Ивановичъ подалъ гульденъ.

— Мало, мало. Еще одинъ. Вотъ такъ… Какую гостильницу берете? — задавалъ вопросъ военный человкъ.

— То есть, гд мы остановимся? Говорятъ, есть здсь какая то гостинница Престолонаслдника… Такъ вотъ.

— Готель Кронпринцъ… Туда и пришлю паспортъ. Тамъ получите, сухо отрзалъ военный и кивнулъ, чтобы проходили въ отверстіе въ загородк.

— Нельзя-ли хоть квитанцію? Какъ-же безъ паспорта? Въ гостинниц спросятъ, началъ было Николай Ивановичъ.

— Зачмъ квитанцію? Я оффиціальный человкъ, въ форм, ткнулъ себя въ грудь военный и прибавилъ:- Ну, добре, добре. Идите въ мытницу и подождите. Тамъ свой пасъ получите.

Передъ глазами Николая Ивановича была отворенная дверь съ надписью: «Митница».

Въ блградской «митниц», то есть таможн было темно, непривтливо. Освщалась она всего двумя стнными фонарями съ стеариновыми огарками и смахивала со своими подмостками для досматриваемыхъ сундуковъ на ночлежный домъ съ нарами. По митниц бродило нсколько полицейскихъ солдатъ въ синихъ шинеляхъ и въ кэпи съ красными околышками. Солдаты были маленькіе, худенькіе, носатые, не стриженые, давно не бритые. Они оглядывали прізжихъ, щупали ихъ пледы, подушки и связки. Одинъ даже взялъ коробку со шляпкой Глафиры Семеновны и перевернулъ ее кверху дномъ.

— Тише, тише! Тутъ шляпка. Разв можно такъ опрокидывать! Вдь она сомнется! воскликнула Глафира Семеновна и сверкнула глазами.

Полицейскій солдатъ побарабанилъ пальцами по дну и поставилъ коробку, спросивъ съ улыбкой:

— Дуванъ има?

— Какой такой дуванъ! Ну, тебя къ Богу! Отходи, отстранилъ его Николай Ивановичъ.

— Дуванъ — табакъ. Онъ спрашиваетъ васъ про табакъ, пояснилъ по нмецки брюнетъ въ очкахъ, спутникъ Николая Ивановича по вагону, который былъ тутъ-же со своими сакъ-вояжами.

Вообще, прізжихъ было очень немного, не больше десяти человкъ, и митница выглядла пустынной. Вс стояли у подмостокъ, около своего багажа и ждали таможеннаго чиновника, но онъ не показывался.

Подошелъ еще солдатъ, помялъ подушку, обернутую пледомъ у Николая Ивановича и тоже, улыбнувшись, задалъ вопросъ:

— Чай есте?

— Не твое дло. Ступай, ступай прочь… Вы кто такой? Придетъ чиновникъ — все покажемъ, опять сказалъ Николай Ивановичъ, отодвигая отъ него подушку.

— Мы — войникъ, съ достоинствомъ ткнулъ себя въ грудь солдатъ.

— Ну, и отходи съ Богомъ. Мы русскіе люди, такіе-же славяне, какъ и вы, а не жиды, и контрабанды на продажу провозить не станемъ. Все, что мы веземъ, для насъ самихъ. Понялъ?

Но сербскій полицейскій «войникъ» только пучилъ глаза, очевидно, ничего не понимая.

— Не особенно-то ласково насъ здсь принимаютъ братья-славяне, обратился Николай Ивановичъ къ жен. — Я думалъ, что какъ только узнаютъ изъ паспорта, что мы русскіе, то примутъ насъ съ распростертыми объятіями, анъ нтъ, не тмъ пахнетъ. На первыхъ же порахъ за паспортъ два гульдена взяли…

— Да сунь ты имъ что нибудь въ руку. Видишь, у нихъ просящіе глаза, сказала Глафира Семеновна, изнывая около подмостокъ.

— Э, матушка! За деньги-то меня всякій полюбитъ даже и не въ сербской земл, а въ эфіопской, но здсь сербская земля. Неужели-же они забыли, что мы, русскіе, ихъ освобождали? Я и по сейчасъ въ славянскій комитетъ вношу. Однако, что-же это таможенный-то чиновникъ? Да и нашего большого сундука нтъ, который мы въ багажъ сдали.

Наконецъ черноназыя бараньи шапки въ бараньихъ курткахъ внесли въ митницу сундуки изъ багажнаго вагона.

— Вотъ нашъ сундукъ у краснаго носа! указала Глафира Семеновна и стала манить носильщика:- Красный носъ! Сюда, сюда! Николай Иванычъ! Дай ему на чай. Ты увидишь, что сейчасъ перемна въ разговорахъ будетъ.

— И далъ-бы, да сербскихъ денегъ нтъ.

— Дай австрійскія. Возьмутъ.

Сундукъ поставленъ на подмостки. Николай Ивановичъ сунулъ въ руку красному носу крону. Красный носъ взглянулъ на монету и просіялъ:

— Препоручуемъ-се, господине! Препоручуемъ-се… заговорилъ онъ, кланяясь.