— Молчу, молчу, не сердись только!

— Да нельзя не сердиться, матушка! Ты вдь сама знаешь, что дальные проводы — лишнія слезы, а между тмъ провожать хочешь. Что же это и за говнье для меня будетъ, коли ежели безъ лишеній? Вдь я толкомъ теб говорилъ, что у меня тяжкій грхъ на душ и его какъ слдуетъ замолить надо.

— Замаливай, Господь съ тобой! Я за твое здоровіе калачиковъ по тюрьмамъ разнесу… Пусть молятся за тебя заключенные-то…

Жена не посмла его больше тревожить, укрылась халатомъ и умолкла.

Прошло уже нсколько дней какъ купецъ Оглотковъ сидлъ въ части. Однажды поутру онъ вышелъ изъ арестантской комнаты и шелъ но корридору въ сопровожденіи солдата, какъ вдругъ сзади себя услышалъ слдующій женскій голосъ:

— Служивый, погоди маленько! Дай заключенному калачика подать!

Оглотковъ обернулся и остолбенлъ. Передъ нимъ стояла жена и держала въ рукахъ калачъ. Сзади ея виднлся старшій приказчикъ Кузьма Федоровъ съ корзинкою, наполненою пирогами и сайками.

— Вы здсь зачмъ? крикнулъ Оглотковъ посл нкотораго молчанія и ринулся на нихъ съ кулаками.

Приказчикъ въ недоумніи попятился, а Аграфена Гавриловна уронила изъ рукъ калачь и, какъ снопъ, опустилась на близь стоящую скамейку.

— Пожалуйте, господинъ купецъ, здсь драться не приказано. Идите куда вамъ слдоваетъ, проговорилъ солдатъ, и схватилъ Оглоткова за рукавъ.

1874