«Вот тебе и железный человек. Вот тебе и прусская культура, Хорош недавний вершитель судеб мира», — подумал доктор. Он ничего не ответил, только взял Энвербея за руку и стал рассматривать перстень.

— Говорят, — продолжал Энвербей, — человек, но­сящий агатовое кольцо, может заболеть...

— Снимете ли вы кольцо, наденете ли... —усмехнул­ся доктор, — от этого печень ваша пошаливать не переста­нет... Что касается таинственных несчастий, то... Говорят, действительно, при дворе царей Романовых агатовые перстни, брошки, табакерки исключались... полностью, абсолютно исключались... Болезненные умы царей мировой империи трепетали перед чёрно-красным полосатым камешком... Бывают такие казусы... И когда британский посланник преподнёс агатовый перстень им­ператрице, она... упала в обморок...

— Когда он поднёс? — быстро спросил Энвербей.

— Ей-богу, не помню.

— Вот видите, м... Ведь и царица... и все её близкие… погибли...

Энвербей мрачно поглядел на кольцо. Казалось, вот-вот он снимет его с пальца и швырнёт на пол.

— Их казнил бы народ и без агатового перстня, — заметил доктор. — Кстати, я видел точно такой же перстень... Да, да... дай бог памяти... да, совершенно верно, я видел его, на пальце... ишана кабадианского...

— Совершенно такой же?

— Во всяком случае, очень похожий... — Пётр Ива­нович с интересом посмотрел на растерянное лицо Энвербея, и вдруг какой-то бес, как говорится, дернул его за язык. Он сказал: — Сам по себе камешек — пустяк, а вот источник, откуда он попал к господину ишану, полон всяких зловещих последствий в будущем...

— Что вы хотите сказать? — почти крикнул Энвербей.

— Ничего, кроме сказанного... А вам очень не ме­шает, дорогой пациент, заняться своими нервами.

— Но...

— Извините меня, я врач, вы пациент. Вы проси­те меня лечить вас. Мой долг — вас лечить. У узбеков есть хорошая пословица: заболел желудок — пропала сила. А желудочные болезни здесь опасны. Опаснее агатовых перстней.

Поджав недовольно губы, Энвербей молчал. «Стран­ный этот русский. Но он здесь единственный врач и, судя по всему, лечить умеет...»

— Скажите, доктор, — заговорил он. — Если человек имел общение с прокажённым, даже кратковременное, долго ли он носит на себе заразу?

«Эге, да ты здорово боишься проказы», — подумал Пётр Иванович и сказал:

— Очевидно, долго. Есть основания предполагать: возбудители лепры очень стойки.

Энвербей брезгливо поморщился и как-то весь пере­дёрнулся.

— Благодарю вас, доктор, за совет. Обратитесь к моему адъютанту Шукри-эфенди, он с вами рассчи­тается.

Так и не решился ни на что Пётр Иванович, а ре­вольвер системы «наган» по-прежнему напоминал своей тяжестью в кармане о своём существовании. Доктор не пошёл к мертвоголовому адъютанту.

Чертыхнувшись, Петр Иванович взял в конюшне своего коня и уехал. Никто не осмелился задержать его у ворот. Слишком уж явно отражался гнев на вы­соком челе господина великого табиба. Спроси, конеч­но, Пётр Иванович разрешения у привратника — и его не выпустили бы. Во всяком случае, побежали бы спрашивать у Ибрагимбека разрешения. И разве он отпустил бы доктора одного?.. Но так как доктор ехал через ворота прямо и ни на кого не смотрел, с независи­мым видом, его пропустили безропотно. Только никакой заслуги здесь у самого Петра Ивановича и не было. Сделал он всё это машинально, в каком-то тяжёлом сне.

Он ехал по улочке селения, смотрел по сторонам, видел и не видел плоские бурые горы, голубое небо, серые дома... Все окружающее проходило мимо его сознания. Навстречу шли и ехали какие-то бородачи в чалмах, в меховых малахаях. Пётр Иванович ни на что не обращал внимания, но много позже он восста­новил в памяти всю картину и отчетливо представил каждый свой шаг, каждое свое движение, даже нетер­пеливое потряхивание упрямой головы коня и запах конского пота, мешавшегося с запахом влажной земли.

— Пётр Иванович, а Пётр Иванович!

Доктор машинально посмотрел в сторону, где слы­шался знакомый голос. Он нисколько не удивился, что рядом с ним как ни в чем не бывало, как и многие уже годы, мелко трусит на коне Алаярбек Даниарбек. И хоть на толстых губах его и в глазах-щёлочках не было и намека на улыбку, но всё лицо Алаярбека Даниарбека ликовало.

Они ехали по улочке Кок-Таша ещё долго и молча.

— Что делать, что делать? — простонал наконец Пётр Иванович.

Теперь Алаярбек Даниарбек хитро усмехнулся.

— Уезжать... Пора! Знаешь, и желанный гость от долгого пребывания делается противным. Известно, в пруду вода, застоявшись, становится вонючей. Как бы конокрад не...

— Да хватит вам болтать... Я и сам рад бежать со всех ног отсюда, но Жаннат...

— А, Жаннат? — протяжно повторил Алаярбек Даниарбек. — Жаннат не маленькая, не девочка. Не всякая женщина тупа и глупа, — сказал один мудрец по имени Аухади, — если есть тигр, то есть и тигрицы.. Не всякая удостоится быть женой зятя халифа.