Шевердин Михаил Иванович
Шрифт:
— По возможности, без боя. И ликвидировать контрабандистов. Оружие или вывезти, или уничтожить.
— Э, без драки тут не обойтись, — довольно потирая руки, заметил Сухорученко, но тут же взгляд его упал на Файзи, и он опять недовольно протянул: — А он тоже с нами?! В виде принудительной нагрузки?..
Больших усилий стоило Файзи сдержаться, но он всё же запротестовал:
— Он плохой... Много кричит! Зачем так много кричит? Думает — он один человек, другие собаки, что ли?!
— Слушай, Сухорученко, — рассердился Пантелеймон Кондратьевич, — прекрати. Не гавкай на людей, если не знаешь. Командир Файзи пойдёт не с тобой! У него другой путь. А показал я тебе Файзи, чтоб ты не напутал... А то встретишь конников в халатах — и давай: «В клинки!» Я тебя знаю, а потом по своей привычке начнешь разбираться, кто да что...
— Да, если они поедут, завтра же все от мала до велика знать будут. Едут-де красные, встречайте гостей.
— Командир, я вижу нас напрасно позвали, — вставая, сказал Файзи. — Позволь мне идти. Я не могу говорить с таким сумасшедшим.
Спокойный тон, выдержка этого худого, измождённого человека с выразительными, горящими умом и смелостью глазами начала действовать на Сухорученко, впрочем, как и всегда, с опозданием, и он пробормотал примирительно:
— Э, браток, не пойми... я не то... Ну, туда-сюда... начал бузу тереть...
— Нехорошо, Сухорученко... И разорался, и человека обидел зря. А Файзи — большевик, подпольщик. Много потерпел и от эмира и от прочих сволочей. И воевать умеет с умом.
С грохотом отбросив табуретку, Сухорученко с красным сконфуженным лицом устремился к Файзи и, облапив его, завопил:
— Не лезь в пузырь, брат. Ну, ошибся я. Давай почеломкаемся... Ей-богу, не нарочно.
Смена настроений в Сухорученко происходила молниеносно, без всяких переходов. Только что он в слепой ярости мог громить и крушить всех и вся — и вдруг малейший толчок делал из него скромную, конфузливую девицу.
— Давай поменяемся... клинками, что ли... или маузерами. Ей-богу, не знал, друг. Прости велакодушно!
И Файзи не мог устоять перед этим буйным напором простодушия и доброжелательства. Он отклонил предложение об обмене, но сердитые складки на лбу у него невольно разгладились, мрачный огонь исчез в глазах, и он ответил на рукопожатие.
Пантелеймон Кондратьевич только качал головой.
— Не место и не время, Сухорученко, говорить об этом, но вот в присутствии его, — он указал глазами на Файзи, — предупреждаю тебя последний раз: брось ты своё хамство. Помни, что мы здесь, русские рабочие и крестьяне, помогаем таким же бухарским рабочим и крестьянам бороться против эксплуататоров. А ты воображаешь себя завоевателем. Не получится.
— Да что ты, Пантелеймон, я уж и так...
— Если понял, хорошо, а извинения оставь при себе. Так вот: ты, Сухорученко, пойдёшь... вот отсюда... Следи в оба за бандой Даниара... Он тоже там кружится. Уж не пронюхал ли насчет каравана?
Тщательно разработав маршруты движения отрядов, он закончил:
— Установите связь в районе Курусая с Хаджи Акбаром, он сейчас там... наблюдает... Это ваш родной кишлак, товарищ Файзи? Где сейчас Иргаш?
— Я его послал на караванные тропы — сторожить.
— Ну и хорошо!
— Во всем остальном задача ясна. Ни день, ни час выступления, ни основная цель никому не должны быть известны, кроме двоих вас. Действуйте.
И добавил:
— А официальная, так сказать, ваша цель — демонстрация в тылу противника.
И самый короткий разговор произошел едва ли не в тот самый день в резиденции Ибрагимбека.
Сидя, по обыкновению, на кровати и выщипывая щипчиками «мучинэ» — волосы на подбородке, — Ибрагимбек проговорил, точно думая вслух:
— Ох, что-то неспокойно у меня. Ноет и ноет тут внутри, — он потёр себе под ложечкой, — на сердце тяжесть. И в голове гудит и гудит. Не пора ли помолиться, а, как ты думаешь, бек?..
Сидевший у дверей Алаярбек Даниарбек приподнялся и, сложив узловатые чёрные руки на животе, поклонился, как бы испрашивая разрешения говорить.
— Гм, гм, и вправду, не поехать ли тебе, бек, в Конгурт, а? — продолжал Ибрагимбек. — Теперь поезжай в Конгурт. Там смотри за Амирджановым. Ты Амирджанова знаешь?
— Знаю.
— Вот смотри за ним. Он человек Энвера. Там скоро пройдет караван с винтовками, патронами, как бы Амирджанов к ним не протянул руку... Очень нехороший человек... Глаза бегают туда-сюда. Но ты Амирджанова... этого-того... не трогай, не связывайся с ним.
— Так зачем же мне ехать в Конгурт? — спросил Алаярбек Даниарбек.