Шварц-Барт Симона
Шрифт:
Ночь упала не сразу. Сперва наступили странные сумерки — так отлив на миг замирает в нерешительности, все еще кипя и пенясь, прежде чем отхлынуть в пучину. В этом мертвенном свете Жан-Малыш увидел желтое лучистое сияние внутри Чудовища, парившего высоко-высоко в черной бездне, открывшейся в уже помраченном небе…
Потом мутное пламя начало спускаться вниз и приземлилось по ту сторону вулкана, где этот гигантский светляк внезапно угас, ввергая землю в кромешную тьму…
Все сразу же поняли, что это не простая ночь, которая черной птицей спускается на мир, когда солнце переваливает через горный хребет, погружая Гваделупу в живой, теплый мрак, наполненный шелестом тысяч заветных голосов. Сейчас же замолкли все дневные звери, а ночные тоже хранили тишину, затаясь в своих норах, понимая, что их время еще не пришло. Потом потускнели и погасли одна за другой все краски, и тогда наступила настоящая тьма, скорее серая, чем черная, и все вокруг окутала густая дымная мгла, медленно отделявшая друг от друга все и вся: людей, животных, деревья и камни…
Те, кто сидел в хижинах, замерли, дрожа, не смея пошевелиться, тряхнуть головой, сделать неверный жест, который мог ввергнуть их в еще более кромешную темень, — так тонущие люди иногда прекращают барахтаться, боясь, что лишнее движение быстрее утянет их на дно. А те, кто был на улице или копался в огороде, тоже застыли на месте, находя успокоение в том, что рядом знакомое деревце, родная хижина. Но были и такие, которых несчастье застало далеко от дома: в лесу, на тростниковом поле, у реки, где они стирали белье. Они не знали, что произошло в деревне, не видели Чудовища, летящего к солнцу, даже не слышали топота его копыт.
Они подумали, что им снится невыносимо жуткий сон и надо как можно скорее и любым способом проснуться. Поэтому они сходились, ощупывали, щипали друг друга, кусали себя до крови. Некоторые начали швыряться камнями, наугад полосовали воздух своими тесаками, рубили сплеча землю, спину вола или рядом стоящего человека. Многие принялись жестоко калечить самих себя, находя в этом удовольствие, будто давно ждали случая свести с собою счеты вот так, во сне, — ведь они были уверены в счастливом пробуждении целыми и невредимыми. Как потом стало известно, в Пуэнт-а-Питре царила полная неразбериха: машины врезались друг в друга, в дома, сбивали столбы электропередач, погружая во тьму универмаги, в которых тут же начиналась паника. Большой океанский лайнер, как раз входивший в порт, протаранил главный причал, вызвав пожар на двух или трех танкерах, и почти сразу же пленка горящей нефти разлилась по всему рейду…
Суматоха улеглась с наступлением настоящей ночи, той, что приходила каждый день с тех пор, как существует мир, — прекрасной царицы-ночи, в сверкающей звезда ми шали, накинутой на плечи. И тогда люди понемногу успокоились: те, у кого была скотина, отправились ее кормить, а потом побежали к соседям, чтобы поговорить, согреть душу и прийти в себя. И, с облегчением созерцая луну, звезды, Млечный Путь, обнимавший черную красавицу-ночь, некоторые в конце концов поверили в то, что «их сиятельство солнце» взойдет завтра утром как ни в чем не бывало…
Однако многие гваделупцы, не будучи уверенными в постоянстве светила, этой ночью так и не сомкнули глаз. Особенно в деревнях, среди тех, кто считал себя навеки проклятым и постоянно ждал беды. Живя без радио и потому не зная, что творится в мире, они думали, что это их покарали за темную кожу и темную душу.
2
Всю эту ночь, ночь всех ночей, в хижине матушки Элоизы толпился народ. В ней стоял невообразимый, Дикий галдеж. Жану-Малышу не давали передохнуть, Умоляя его еще и еще раз пересказать, что он видел на болоте, как будто ждали от него какого-то откровения. Он ведь успел рассмотреть Чудовище! Ему ведь не впервой было сталкиваться с ночными горными духами, так что он, наверное, не упустил ничего важного, и поэтому надеялись они, может быть, он решится поведать, раскрыть им великое таинство. Но, поскольку малый упрямо цеплялся за факты, они начали сомневаться в его описаниях страшилища. Вскоре каждый сам придумал себе свое чудище, не хуже, чем у других. Один вдруг вспомнил, что видел на его шее золотую цепь, другой вроде бы заметил вытянутые вдоль его спины руки с раскрытыми ладонями, как бы готовые вскинуться к небу, третий утверждал, что тело твари покрывал слой тонких стеклянных чешуек, издававших хрустальный звон. А некоторые видели не корову с длинной белой шерстью, а самого настоящего демона, злого духа, силу нечистую, бесовскую, черта рогатого, дьявола с козлиной бородой и копытами, такого же сатану, какой был изображен на стене церкви Лараме над кропильницей: черный, губастый, с семью торчащими в разные стороны головами, а значит, с семью неугомонными, мятежными душами, из которых каждая по-своему утверждала зло на земле, он был сражен копьем Михаила Архангела…
Людям не сиделось в хижине: они входили и, едва выслушав других, высказывали свое мнение, затем выбегали с фонариком в руке на улицу. Так они метались туда и обратно, ни на минуту не умолкая, — сумасшедший дом, и только! Потоком лились самые невероятные слухи, их сочиняли на ходу, ради удовольствия дать выход своей фантазии, живописать нежданный кошмар. Сначала все говорили только о Чудовище, о таинственной сути этого оборотня, о том, с какой наглостью оно взлетело и набросилось на солнце. Но вот в полночь вновь зазвучало радио, и многие поспешили к хижинам, где были говорящие ящики. И когда они узнали, что происходит в мире, события в Лог-Зомби сразу же потускнели перед общей катастрофой, которая, оказывается, постигла всю землю. Париж, Лион, Марсель, Бордо — все было охвачено пожарами. В это было трудно поверить, и добропорядочным жителям Лог-Зомби потребовалось немало времени, чтобы понять, что солнце погасло для всех без исключения людей планеты, в том числе для обитателей достославных городов метрополии, которые тоже оказались свидетеля ми его внезапного, молниеносного исчезновения — так пропадает пламя свечи, если сжать пальцами фитиль. По крайней мере, сказали они себе, узнав эту новость, на сей раз не одни мы такие горемычные. Но кое-кто пожалел самую малость, правда не всерьез, но все же пожалел, что дело обстоит именно так, что горе постигло не только их на этой земле, ибо то, что сперва представилось им единственным в своем роде событием, перворазрядной катастрофой, тешащей самолюбие падких до славы душ, стало блекнуть и исчезать в черноте вселенской ночи…
Часам к двум стали приходить люди, напичканные потешными, заумными, жужжащими, как юла, словами, которых они нахватались из радиопередач; они медленно и торжественно произносили их, будто были и впрямь уверены в том, что проливают свет на случившееся. «Нет никаких причин для паники, — говорили они, нервно потирая руки. — Глупо терять голову из-за какого-то затмения, вызванного прохождением кометы через солнечный диск». А самые умные, «профессора», с ученым видом рассуждали о сотнях ракет, стартовавших в космос с задачей возвратить заблудшее светило. Радио ни разу и словом не обмолвилось, даже не намекнуло хоть как-нибудь на то, чему стали свидетелями жители Лог-Зомби. И мало-помалу все начали сомневаться в реальности Чудовища, в том, что оно пронеслось по деревне и взмыло в небо. Об этом теперь говорили как о забавной небылице, невидали, глупом кошмаре, который мог привидеться разве что дураку или пьяному, — бред сивой кобылы, да и только, россказни бездельников. Те, кто видел Чудовище, уже не смели в это верить, а те, кто еще верил, потому что на их глазах оно проглотило кого-то из их близких, боялись и вспоминать среди общего горя о своих пропавших. Может быть, их несчастье им тоже приснилось, было навеяно сказаниями, сложенными их предками? Может, они сами все это и придумали, желая убедить себя, будто и они кое-что значат на этой земле? С такими мыслями они начали потихоньку расходиться, покидая упорно стоявшего на своем Жана-Малыша, и их грустные глаза с большими дрожащими зрачками выдавали смущение, растерянность и замешательство…
Только Эгея так и не пришла. И пока соседи донимали его вопросами, перед взором Жана-Малыша все время стояла искрящаяся на солнце девочка с зажатой в руке золотой рыбкой. Он поверил в свою судьбу, ту прекрасную судьбу, которую обещал ему Вадемба, и отказался от этого сокровища, дара небесного, райского сада, ожидавшего его каждую ночь в то время, как он бестолково слонялся по горным кручам. Он всегда знал, что негр — одна из многих загадок этого мира, которая была загадкой и для него самого. И когда иной раз он слышал чепуху, которую несли жители Лог-Зомби, эти никчемные Души, любящие пустить пыль в глаза, он начинал смутно осознавать, что чрево матушки Элоизы произвело на свет великого безумца…