Людочка захлопнула рот и сочувственно поджала губки — к появлению на общественном месте уродов типа меня — с изрядными отклонениями во внешнем облике — наши сограждане, как правило, относятся весьма соболезненующе. Историческое наследие прошлого.

— У нас не очень много времени, — напомнил Сухов, когда мы оказались в кабинете. — Я и так здорово рискую, принимая тебя здесь, — так что…

Без лишних слов я приступил к демонстрации видеоматериалов. Прокрутив кассету с записью показаний Мирюка и снабдив показ соответствующими комментариями, я обратил внимание на то, что зам прокурора держится молодцом: он оживленно потирал ладоши и, что называется, навострил уши — ни о какой панике или сомнениях речи быть не могло. Затем последовала запись допроса Филянкина, которую Сухов просмотрел с не меньшим интересом. В завершение я обобщил имеющуюся информацию, уточнил, где находится «компра» на губернатора, записанная дальновидным Мирюком, и вполне естественно, поинтересовался:

— Ну и что вы собираетесь делать, Андрей Иванович?

Вопреки ожиданиям, зам прокурора убежденно пообещал:

— Я вытащу тебя, Эммануил. И в память о твоем отце и… и потому, что имею в этом деле свои интересы.

— Спасибо! — растроганно воскликнул я. — Спасибо… Я знал, что вы хороший человек…

— Но для успешного старта всей этой пертурбации потребны некоторые усилия чисто технического плана, — поспешил заметить Сухов. — И от того, насколько эти усилия будут эффективны, зависит успех мероприятия. И если ты лелеешь надежду о феноменально быстром и красивом завершении, я, увы, вынужден тебя разочаровать…

«Птица-говорун, — вспомнил я, — отличается умом и сообразительностью», — и заскучал.

— Что за усилия, Андрей Иванович? — уныло поинтересовался я. — Мне надо будет раскрутить все это дело до конца, а потом результат выложить вам на блюдечке?

— Ну что ты, Эммануил! — поморщился Сухов. — Что ты! В области существует давно устоявшаяся и прочная структура, именуемая в обиходе «мафией». Губернатор и мэр — преступники то бишь, составные звенья этой структуры. Кирпичики. Изъять кирпичики, не потревожив всего сооружения, никак не получится — в самом фундаменте лежат. Для твоей реабилитации потребен суд над истинными преступниками, со всеми необходимыми составляющими. Вывод: придется рушить всю систему! Вон ты какой, оказывается, проблемный — чтобы тебя спасти, придется дать бой целой системе. Она, эта система, не даст безболезненно изъять из себя двух столпов… Я согласен на схватку, но с одним условием: нужна помощь. Помогай, Эммануил, — это тебя, судя по результатам, получается великолепно. Итак?

— Что нужно? — уточнил я.

— Нужна следственная бригада Генпрокуратуры России, — скромно сообщил Сухов. — Но! Если она свалится на голову прямо сейчас, никаких результатов не будет. Во-первых, власти о выезде бригады уже будут приняты меры для абсолютной безрезультативности ее работы. А потому нужно провести предварительное расследование и заполучить неопровержимые доказательства всего того, что там твой Мирюк наговорил под уколом.

— Не понял! — возмутился я. — Чем вам это не доказательство? — и потыкал пальцем в сторону видеомагнитофона. — Что — недостаточно?

— Ну-у-у, дорогой ты наш! — укоризненно протянул Сухов. — Во-первых, сама пленка не является поводом для возбуждения уголовного дела. Во-вторых, тебя можно еще раз арестовать за похищение этого Мирюка, Филянкина. Срок получишь как дважды два… Пленка — это, конечно, хорошо. Нужны фото — и видеодокументы, неопровержимые улики, и… и вообще — куча фактов. Так что придется поработать. Потому что, когда нагрянет бригада специалистов, им надо будет за что-то зацепиться — и зацепиться серьезно. А вот эта кассета с записью допроса — это лишь версия. И в то же время это подтверждение твоего преступного деяния — то, о чем я говорил выше… Ток что придется каждое показание Мирюка подтверждать фундаментальными основаниями. Ползать по кустам, снимать на видеокамеру, прослушивать разговоры, записывать их и так далее… А я, увы, ничего этого сделать не могу — сам понимаешь. Шаг в сторону — сразу шефу донесут. Так что — давай-ка принимайся за работу.

— Я уже слышал это. Получается, — невежливо оборвал я Сухова, — вы хотите моими руками слепить шумное дело, которое прогремит на всю Россию — при благоприятном завершении.

— На весь мир. — Сухов довольно хмыкнул и благосклонно посмотрел на меня. — На весь мир. Это будет что-то на уровне Гдляна-Иванова. Помнишь?

— Помню. — Я извлек кассету из видеомагнитофона, уложил ее в сумку и пошел к двери. — Проводите меня, Андрей Иванович. А то толстый на выходе не выпустит… И кстати: когда вы собираетесь вызывать эту свою бригаду?

— Как только ты соберешь весь необходимый материал, — Сухов развел руками. — Все от тебя зависит. И еще… Так, один нюанс… Я смогу тебе помочь только в том случае, если буду находиться на посту областного прокурора. Понимаешь? Без этого ничего не выйдет.

Я резко развернулся и в упор посмотрел на собеседника. На лице Сухова не дрогнул ни один мускул.

— Что вы имеете в виду? — придурковато поинтересовался я, не желая «догонять» смысл сказанного. — Он должен скоропостижно уйти на пенсию?

Нехорошо улыбнувшись, Сухов покивал головой — оценил мое умение грубо притворяться, — и вкрадчиво заметил:

— Он на пенсию долго не уйдет, хотя уже давно пора бы… Он, несмотря на дряхлый возраст, держит в руках все нити, так сказать… Так что… В общем, если при живом прокуроре я позвоню в Москву и потребую следственную бригаду, уже спустя пятнадцать минут меня будут с пристрастием допрашивать в мрачном подвале УВД здоровенные мордовороты.

— Я что — должен его замочить? — сердито поинтересовался я.