К этому времени все пять стрелков прекратили стрельбу, инструктор частного тира уткнулся в корочки, раскрытые перед ним помощником Жердева. Второй его сопровождающий, сменив мишень, возвращался по идеально простреливаемому коридору.

И Жердев решил продемонстрировать перед всеми «мастер-класс»: «нарисовал» в центре мишени смайлик – две пробоины посередине и ряд пробоин, символизирующих улыбку, внизу.

– Вы спите с пистолетом? – натянуто улыбнулся Маевский.

Жердев приподнял бровь: то ли да, то ли нет.

– Мне доложили, ты записался еще на курсы рукопашного боя. Встретимся на татами?

– Там ринг, – ответил журналист и поднес кулаки к подбородку. – В основном мы боксируем.

И вот спустя пятнадцать лет сам Жердев слушает о практических успехах журналиста в стрельбе.

– Ты хочешь сказать, это ты ухлопал Хатунцева? – перебил он Андрея.

– Так вышло.

– Ты что, извиняешься?

– Ну не то чтобы извиняюсь…

– Фантастика! Ты, ты ухлопал наемника!.. А где сейчас Биленков?

– Дома, наверное, отлеживается. У него вся грудь синяя, пара ребер сломана наверняка. – Маевский открыл крышку фотокамеры и вынул из нее карту памяти.

Жердев понял его с полнамека и вставил ее в картридер компьютера. Тотчас открылось окно проводника с эскизами снимков. Их было больше двух десятков, но Жердева в первую очередь заинтересовал один, самый яркий, что ли. На нем крупным планом чье-то лицо – с открытым ртом и распахнутыми глазами. Неужели это Хатунцев? Да, это он, убедился Дмитрий Михайлович, дважды кликнув мышью на эскизе: снимок растянулся на весь экран. Он был настолько четким, что Жердев различил синие прожилки на носу трупа, перхоть на вороте рубашки и даже посекшие кончики длинных седых волос. «Совершенство в высоком разрешении», – хмыкнул он. Всмотревшись в лицо бывшего оперуполномоченного, Жердев обратил внимание на дату и время в правом нижнем углу снимка и спросил:

– Как долго он мертв?

– Не больше трех или четырех минут.

– Ты сразу схватился за камеру?

– Не сразу. Я же сказал, что прошло какое-то время. Сначала я оказал помощь Биленкову и кореянке.

– Почему ты не снял их?

– Чтобы не привязывать их к убийству Хатунцева. Я не за сенсацией гоняюсь. У меня другое задание.

– Так объясни мне, для чего ты «сфоткал» Хатунцева и место его захоронения?

– Чтобы избавить вас от лишних хлопот. Вы все увидели своими глазами, и вам незачем вызывать эксгуматора.

– Хорошо. Есть еще вещи, о которых мне следовало бы знать?

– Я продолжу тему эксгумации.

«Давай», – глазами разрешил Жердев.

– Я остался на кладбище, поджидая Кравца. Он должен был прийти, и он пришел. И ушел не сразу: он задержался, и задержал его я, понимаете? Последние пять или шесть снимков посвящены Кравцу. Качество не очень, снимал я все-таки в темное время суток и без вспышки. Хотите услышать, почему я не уложил Кравца там, на месте?

– Биленков ответил бы: «Кто я, а кто он».

– Вот в этом мы похожи. Поэтому я сидел тихо, как мышь. Да, вот он, – подсказал Андрей, когда курсор замер на одном из последних в папке эскизов.

«Во всей своей красе», – нервно заметил Жердев, разглядывая на экране монитора еще одного, на этот раз живого и невредимого оперуполномоченного.

– Это единственные снимки, или у тебя есть копии?

– Вы можете послать своих людей ко мне домой, снять образы дисков с компьютеров, проверить удаленные хранилища. Пусть они ищут не по названиям файлов, а по их атрибутам: размер, глубина, тип, дата создания и прочее. Это облегчит им работу.

– Ты закончил?

– Да, у меня все.

– Отдыхай. И береги нервы. Ты какой-то взвинченный сегодня. Когда понадобишься мне лично, я тебя вызову. А так, ты по-прежнему находишься в распоряжении Биленкова. – Когда журналист уже подошел к дверям, Жердев окликнул его: – Мой водитель отвезет тебя домой. Хорошая работа.

– Я знаю, – улыбнулся кончиками губ Маевский.

Он чертовски устал. Но спать ему не хотелось. Единственное желание – растянуться на кровати, разбросав в стороны руки и ноги. Что он и сделал. И, не открывая глаз, спроецировал в обратную сторону весь прошедший день – в режиме перемотки, поставив на паузу только один момент: выстрел в Хатунцева, конец старой, но безотказной «машины смерти», для которой убить человека, что муху прихлопнуть. Вольно или невольно журналист оправдывал свои поступки. Уснул он только под утро.

Похожие чувства и эмоции переживал еще один человек…

Начался дождь, когда Кравец шагнул в подъезд своего дома. И первым его желанием было прислониться к стене и закрыть глаза. Но он еще не дома. Ему предстояло отмахать четыре лестничных марша, повозиться с двумя замками… Наконец он плюхнулся в кресло, вытянул ноги, через секунду вскочил, достал из холодильника банку пива и снова занял место в кресле. Глоток освежающего напитка вернул его к жизни. Только он – этот первый глоток – имел вкус и был по-настоящему ценен. Порой Игорь больше не притрагивался к банке и наутро выливал ее содержимое в раковину. Дальше следовало перебороть себя и не уснуть в кресле, как это бывало не раз. Но он не смог перебороть себя и провалился в глубокий, без сновидений, сон.