В окнах гостиной теплился огонек лампы. Петр Бурмин, университетский приятель Колычева, сидел у печки в кресле-качалке с французским романом в руках. В печи потрескивали дрова, и теплые волны прогретого воздуха окутывали комнату…

Летом 1905 года Бурмин, запутавшийся в политических делах, приехал в Демьянов к старому другу, чтобы переждать тяжелые времена, и неожиданно прижился в уютном захолустье.

Нерегулярный доход от публикаций в журналах, дополняемый продовольствием и деньгами, присылаемыми из имения матушкой, давал ему возможность вполне безбедно существовать, переходя от письменного стола к обеденному, потом на диван для задушевной беседы с другом…

Петя стал полнеть, полюбил долгие вечерние чаепития у блестящего самовара, завел теплый клетчатый плед и домашние туфли на заячьем меху, и такая жизнь ему вполне нравилась.

Далеким и ненужным казался теперь продуваемый всеми ветрами чопорный гранитный Петербург, университетская кафедра, суета нервной столичной жизни… Петр, которого еще в студенчестве прозвали Топтыгиным, все больше и больше оправдывал это прозвище.

Колычев первым делом зашел на кухню, где возился его слуга Василий, молодой деревенский парень, очень гордившийся своей службой в доме господина следователя. Вручив Васе конверт с месячным жалованьем, к которому в этот раз прилагались еще и наградные к празднику, и поздравительные (Василий на Новый год справлял именины), Дмитрий отправился в гостиную, где блаженствовал у печки Петр.

Не оборачиваясь на вошедшего в комнату Колычева, Петя лениво проворчал:

— Прикрой дверь, дует!

— Топтыгин, ты превратился в настоящего Обломова! Тебе не стыдно? Погода чудесная, а ты тут сидишь, как старый дед, весь в пуху и меху. Хоть бы вышел пройтись, воздухом подышать. Угоришь у печки!

— Отстань, Митя, там так холодно, я никуда не пойду.

— Да нет, пойти придется. Мы же сегодня званы на вечер к Мерцаловым.

— Я и забыл совсем. А может быть, ты как-нибудь один, без меня?

— Петя, нельзя же быть таким тюфяком! Тем более это будет не обычный вечер. Пока все держится в тайне, но мне по секрету шепнули на ушко: сегодня будет отмечаться помолвка Машеньки Мерцаловой с женихом из Петербурга!

— С женихом из Петербурга? Кто он такой и откуда взялся?

— Красавец, флотский офицер, герой Порт-Артура, лечился в Петербурге после ранения, познакомился где-то с Машенькой и последовал за ней сюда…

— Ты подумай, лучших демьяновских невест уводят! Пожалуй, стоит посмотреть на этого флотского…

— Конечно, такой тюха, как ты, в тапочках на заячьем меху, не может сравниться с блестящим офицером. Лучшие невесты — не дурочки!

— Ладно, пойду одеваться, раз уж нужно на вечер к Мерцаловым…

Дом Мерцаловых стоял на Соборной площади напротив дома покойного миллионера Ведерникова. Проходя мимо мрачного, опустевшего ведерниковского особняка, Дмитрий заметил тусклый свет только в одном окне — вероятно, наследница, молодая хозяйка Варвара Савельевна, в одиночестве просматривала бумаги в своем кабинете. Со дня гибели отца она стала избегать любого общества, предпочитая отдавать все свое время делам отцовской фирмы.

— Наверняка Варвару Ведерникову тоже звали на вечер к Мерцаловым, — задумчиво сказал Петя.

— И наверняка, она никуда не пойдет, — в тон ему добавил Дмитрий, — траур соблюдает…

В отличие от ведерниковского, дом Мерцаловых сверкал огнями. Ярко светились окна, за которыми мелькали многочисленные тени, и даже на улице у входа для удобства гостей горел огонь в больших металлических плошках, освещая крыльцо особняка.

Колычев и Бурмин отряхнулись от снега и постучали в дверь. Открыл им лакей, облаченный в парадную ливрею. Пока он принимал у гостей шубы, на мраморной лестнице появился хозяин дома.

— Дмитрий Степанович! Петр Сергеевич! Господа! Голубчики мои! Вот порадовали! Проходите, проходите, милости прошу!

Продолжая издавать какие-то восклицания, хозяин повел гостей в зал, где их встретила целая толпа знакомых. Праздник у Мерцаловых был в разгаре.

Машенька Мерцалова, необыкновенно хорошенькая в новом платье, привезенном из Петербурга, с блестящими глазами и роскошной прической, подбежала к ним поздороваться и представить жениха, Андрея Кирилловича Витгерта.

Высокий, белокурый и голубоглазый Витгерт был похож на немца и стеснялся этого. Знакомым он объяснял, что немецкая фамилия досталась ему от далекого предка, приехавшего в Россию еще при государыне Екатерине, женившегося на русской и окончательно обрусевшего. С тех самых пор никаких немцев в семье православных Витгертов не водилось…

И все равно время от времени кто-нибудь спрашивал его, не из рода ли он остзейских баронов Витгертов или не его ли родственники Витгерты владеют крупной мануфактурой в Дрездене. Подобные вопросы причиняли Андрею Витгерту страшные муки.