Шрифт:
Незадачливый любовник, с лицом, искромсанным волчьей картечью из дробовика. «Как выехал сосед Сеньша со двора той неделей, так и не воротился. Конишка-то пришел, а Сеньши нет как нет! Не наче волки загрызли!»
Заготовитель сельпо, ехавший с крупной суммой денег и выслеженный на проселочном зимнике предприимчивым ямщиком. «А как же, встрелся, встрелся… Мы у Федосихи посидели, выпили по косушке, и поехали. Он – на Гусевку, сказывал, а я – вобрат, на Журавлиху… Вот такое дело».
«Подснежники» разные, а расчет любого убийцы всегда один: сунул труп в сугроб и дело с концом, весной голодное зверье растащит по частям. Никто из убийц не читал римского права и не знает юридического постулата древних: «Нет трупа – нет преступления», но каждый думает именно так.
Только так не получается. Волки охотно жрут мертвечину поздней осенью, но зимой и весной предпочитают свежую баранину.
И безгласные «подснежники», хорошо сохраненные морозами, для следователя разговорчивы…
Я стою у окна, смотрю на стайку дерущихся воробьев – почему у них такая подлая манера – все на одного? Самосуд по всей форме! И забивают насмерть! Как иной раз люди…
– Разреши ворваться?
В дверях Дьяконов.
– Заходи! Садись! Сейчас пирожков притащу.
– Не надо. О чем задумался?
– О смерти…
– Нашел время! В природе жизнь! Смотри, как наша Картас-река бушует! Ну, прочитал Хаджи-Мурата Мугуева? Крепко?
– Здорово написано!
– Петухов сказал: следующий номер нашей программы – Лидия Сейфуллина. «Милость генерала Дутова». И журнал «Сибирские огни». Ну, начнем заниматься? – спросил Дьяконов. – Во вторник Петухов будет принимать. И с нас, брат, спрос в первую очередь.
Дело в том, что новый секретарь райкома «протащил на бюро» вопрос о «самообразовании райпартактива». И теперь мы два раза в неделю прорабатываем русскую и советскую литературу. Это в районе небывалое новшество, и бывшим партизанам, занявшим сейчас районные высоты, приходится нелегко… Нам с Дьяконовым легче. Оба мы – книголюбы и оба – слушатели ВЮК – Высших юридических курсов…
– Не хочу, Павлыч… Нет настроения… Вон Желтовский зачем-то бежит… Наверное, на охоту звать…
– Все вы, охотники, – блажные. Дурью маетесь!
Игорь влетел в комнату без стука и выпалил с передышками:
– Никодимов… только что… покончил… с собой!
– Ты что болтаешь?!
– Кто тебе сказал?!
Игорь шмыгнул носом. Когда он волновался или злился – всегда шмыгал. Эту привычку он сохранил до седых волос и прокурорских вершин.
– Никто не сказал… Вернее, все сказали. Они все у предрика в кабинете… Вас вызывают. И к вам, товарищ райуполномоченный, на квартиру послали. Утопился… Бросился в Картас.
Утопился Аркадий Ильич Никодимов! Наш веселый, остроумный и отзывчивый секретарь президиума райисполкома. Сама мысль об этом была чудовищно нелепой. Спокойный, уравновешенный человек лет тридцати пяти. Женат на хорошей, интеллигентной женщине-учительнице. Жили душа в душу! Считался отличным работником… Собирался вступить в партию. Да что за чертовщина!
…В кабинете предрика Пахомова собрался весь районный актив. Уполномоченный угрозыска докладывает:
– Рано утром жительницы вышли полоскать белье…
– Что ж их, ради воскресенья, на реку понесло? – перебивает хмурый Пахомов.
– Завтра опять праздник, – поясняет Дьяконов, – какой-то Егорий вешний…
– Так вот, – продолжает уполномоченный, – Аркадий Ильич прошел в конец мостков. Там свайные мостки. знаете, где летом лодки стоят? Женщины окликнули, предупредили, чтобы не упал в реку. Вода бешеная, весенняя. Аркадий Ильич обернулся, махнул прачкам рукой и бросился е воду, как был в одежде. Женщины рассказывают, что два раза видали, как из воды поднялась рука Никодимова, а затем он скрылся из глаз за поворотом реки, там, где наш мост…
Уполномоченного розыска дополнил Шаркунов:
– Меры приняты. Тело ищем. По берегам поехали конные милиционеры.
– А лодки, лодки?! – волновался Пахомов. – Надо проверить: вышли ли на поиски лодки?!
Но тут оказалось, что ни одной годной лодки в селе нет – все текут.
– Черт знает, что! – возмутился Петухов, – Неужели вы здесь за восемь лет советской власти не могли при пожарной части организовать спасательную службу?!
Кто-то напомнил, что Картас только весной беснуется, а летом – курице по колено.
– Какого парня потеряли! – горестно вздохнул Рукавишников. – Какого парня! Окрисполком его всем в пример ставил… Поэт был.
Я вспомнил: да, действительно, Никодимов писал стихи. Даже печатался в окружной газете.
И еще вспомнил свой первый разговор с погибшим. Никодимов готовил проект постановления РИКа о моем утверждении в должности.
– Тяготит меня членство в президиуме, – сказал Аркадий Ильич, когда мы разговорились, – по натуре своей не имею склонности командовать людьми. Да и генеалогия неподходящая – все Никодимовы или учителя, или попы…