Однако 80-е это и годы исторического бытописательства. В 1887 г. он пишет картину «Первая встреча царя Алексея Михайловича с боярышней Марией Ильиничной Милославской», В 1888 г. в «Ниве» появляются его рисунки «Видение Козьмы Минина», «Поход московского государя пешком на богомолье в XVII веке», «Свадебный поезд на Москве в XVII веке».

Среди его любимых книг – многотомное исследование «История государства Российского».

Допетровской Руси посвящена его картина 1888 г. «За приворотным зельем».

В какой-то степени это поворотное произведение Нестерова.

Известны два основных варианта картины.

Первый – обычный бытовой исторический жанр с точными деталями костюмов, обстановки. Прост и сюжет: боярышня пришла к лекарю-иностранцу за волшебным корнем.

Другой вариант свидетельствует о попытке понять душевные переживания героев. Изображены девушка в состоянии душевной тревоги и старец, уже, казалось, постигший смысл и бренность жизни.

Среди друзей Нестерова этого времени – Василий Поленов, на рисовальных вечерах у которого он часто бывает, Исаак Левитан, с которым он встречается у того же Поленова, Елизавета Григорьевна Мамонтова, жена знаменитого мецената Саввы Мамонтова, ставшая впоследствии добрым другом художника. Буржуазная про священная среда, где тон задают крупные промышленники, коллекционеры и меценаты – Третьяковы, Мамонтовы, Алексеевы.

Еще работая над «За приворотным зельем» в Сергиевом Посаде, он делал там множество этюдов. Из одного из них позднее родилось программное полотно Нестерова – «Пустынник».

«Пустынника» тепло приняли и Левитан, и Третьяков, и Суриков – люди, чьим мнением он особенно дорожил.

Когда-то отец Михаила Нестерова мечтал, что его картины будут в галерее Третьякова. Мечта осуществилась. Павел Михайлович купил «Пустынника», несмотря на то, что молодой живописец от растерянности запросил за полотно большую сумму. Картина была принята на XVII выставку товарищества передвижников в Петербурге.

Эстетическое утверждение ухода человека от мирской суеты, – писала исследовательница творчества Нестерова И. Никонова, – делало «Пустынника» во многом новым явлением, чуждым пафоса общественной борьбы, чуждым отражения жизни во всей глубине ее социальных противоречий, свойственных большинству картин передвижников.

Хотя художнику и позировал конкретный человек, монах, встреченный в Сергиевом Посаде, картина лишена портретности. Это манифест, если угодно.

Вспомним: в 1881 г. на престол вступает Александр III. Время его правления – отсутствие социальных битв, войн, катаклизмов. Время относительного благополучия и благоденствия в России. Тот, кто понял Нестерова в эти годы, тот его принял. Художник избирает путь идеализации, поиска гармонии через единение с Богом и Природой, ухода от социальных обострений и столкновений, поиска внесоциальной гармонии.

Картину заметили и признали не сразу.

Нестеров не был этим огорчен. Он уже знал, что нашел себя.

А деньги, полученные за «Пустынника», он потратил на свое первое заграничное путешествие.

Поездка по Италии и Франции, посещение крупнейших музеев мира, встреча с подлинниками выдающихся мастеров прошлого много прибавила Нестерову в понимании живописи. В постижении смысла жизни он шел своим путем. Он разделяет ряд воззрений Л. Толстого, Ф. Достоевского, с симпатией относится к славянофилам. «В поисках своего пути, – пишет исследователь жизни и творчества М. Нестерова Ирина Никонова, – художник делает предметом искусства область духовной жизни русского народа, связанную преимущественно с нравственными религиозными исканиями».

Большинство картин 90-х гг. связаны с замечательным русским святым и подвижником Сергием Радонежским. Тот факт, что в 1892 г. отмечалось 500-летие со дня рождения Сергия, был лишь формальным поводом в выборе главной темы десятилетия. Образ Радонежского был почитаем в семье Нестеровых, и уже с детских лет таилась в Нестерове мечта постижения отца Сергия.

«Видение отроку Варфоломею» (1889–1890), «Юность Сергия Радонежского» (1892–1897), триптих «Труды Сергия Радонежского» (1898)…

Сам Нестеров в книге «Давние дни» (М., 1959) отмечал, что главной его целью было показать идеал чистой, возвышенной, гармоничной жизни, связанной с представлениями о духовных идеалах русского народа.

«Так называемый «мистицизм», – признавался М. Нестеров, – в художественном творчестве я понимаю как отражение сокровенных, едва уловимых движений нашей души, ее музыкальных и таинственных переживаний, (…). Мне однако совершенно чужд и антипатичен мистицизм, хотя бы и религиозный, но болезненный и извращающий душу. В искусстве нашем меня всегда более привлекала не внешняя красота, а внутренняя жизнь и красота духа».

«Молодой русский художник, – писал в 1889 г. М. П. Соловьев после показа картины «Видение отроку Варфоломею» на XVIII Передвижной выставке, – вдохновляется идеями, коренящимися в глубине народного религиозного чувства».

Картину оставил «за собой» сам Павел Третьяков. Суворин, Стасов, Григорович, Мясоедов, не принявшие картину, отговаривали Третьякова. Не получилось. Полотно было приобретено для галереи.

Следующей в цикле, посвященном Сергию, была картина «Юность Сергия Радонежского». В 1891 г. он начинает эту работу. Пишет множество этюдов головы Сергия. Моделью для одного из них послужил его товарищ по «живописному цеху» Апполинарий Васнецов. Однако в целом образ не дается мастеру. Он переписывает глаза Сергия, пейзаж, уточняет композицию. Первоначальный вариант не нравится и друзьям-братьям Васнецовым, первым критикам новой работы. К ней холоден П. Третьяков. Один верный друг Исаак Левитан остается безграничным почитателем таланта Нестерова, «приняв» картину сразу и без оговорок. Но Нестеров так и не решился выставить новое полотно на Передвижной выставке.